За кулисами путча. Российские чекисты против развала органов КГБ в 1991 году

— И всех чекистов погонят. Кого не посадят в тюрьму, тех прогонят отовсюду. Вы будете зарабатывать на жизнь мусорщиками, уборщиками всякими… Дерьмо возить будете! Понятно?

Кузин живо представил себе, как он едет на повозке, управляя лошадью, и везет бочку с нечистотами, а все прохожие, зажимая носы, плюют в него и выкрикивают что-то презрительно-унизительное. То ли эта картина навеивалась какими-то детскими впечатлениями, то ли ее рисовала игра его воображения. Может быть, впервые он воочию почувствовал, что опасность подкралась к нему так близко. «Дурак! Дурак! Почему я не уволился раньше! Действительно, теперь после провала ГКЧП в первую очередь расправятся с чекистами! Что же делать? Что же делать?»

Еж, будто прочитав мысли Кузина, сказал:

— Что теперь делать? Вот для этого мы и встретились. Кстати, Олег, ты хорошо знаешь расположение комнат в зданиях КГБ?

— Где?

— Ну, в старом и новом зданиях КГБ.

Кузин с удивлением посмотрел на Бориса:

— А зачем… зачем тебе это?

— Нет, ты скажи, ты знаешь?

— Нет, конечно, всех я не знаю, но… В общем, я знаю, в основном, где какое подразделение находится… А зачем?

— Зачем? А ты помнишь, как все было в ГДР? Помнишь, как толпа ворвалась в дом «штази»?[130] Какой они погром там учинили!

— Помню, — ответил Кузин, еще не понимая, куда клонит Еж.

— Так вот, по некоторым данным, сегодня вечером будет штурм зданий КГБ. Сам понимаешь, люди возмущены… Столько жертв из-за этих…

— По каким «некоторым данным»? — Кузин испытующе посмотрел на Бориса.

— Для тебя это не важно. Главное — говорю тебе: сегодня будет штурм. Ты должен быть там и помочь нам…

— Кому — «вам»?

Неожиданно лицо Бориса исказилось злобой и приобрело какое-то ожесточенное выражение, как будто он увидел перед собой врага, которого следует немедленно раздавить, уничтожить, истребить. Теперь он совсем не походил на ежа. Его фигура, черты лица и агрессивный вид придавали Борису сходство с доисторическим ящером, настигшим свою жертву. Кузин даже невольно отшатнулся от него.

— Еще раз говорю тебе, — продолжил, едва сдерживая свое негодование, Борис. — Тебе не важно знать, кому — «нам». Если ты хочешь жить и сохраниться во всей этой кутерьме… Если ты хочешь получать нормальные «бабки», а не чистить парашу, то ты должен нам помочь. Если не хочешь — разговор окончен. У меня мало времени.

— Что я должен сделать? — тихо, почти шепотом, спросил Олег.

— Вот это другое дело! — похвалил его человек, к которому снова возвращалось сходство с ежом. — Давай лучше говорить о деле. Здесь… — Он посмотрел на прогуливающуюся рядом женщину с коляской. — Здесь не удобно. Давай пойдем вон туда. — Он показал на скамейку, стоящую между двумя деревьями.

Двое сидящих на скамейке молодых мужчин, наверное, производили на окружающих, которых, собственного говоря, было не так то уж и много, впечатление друзей, что-то оживленно обсуждающих между собой. Здесь, на самом краю Измайловского леса, который отделяла от городской застройки широкая асфальтовая дорожка, проложенная в сторону окружного шоссе, было одно из самых любимых мест жителей окрестных домов. Мамы с колясками, стайки мальчишек, обнимающиеся парочки, пенсионеры за деревянными столиками, «забивающие козла» или играющие в шахматы — вот типичная публика этого уголка Измайлово. Алкаши и прочий сброд забредали сюда гораздо реже, поскольку место было на отшибе и удалено от питейных точек.

Борис достал из внутреннего кармана куртки сложенные вчетверо листочки, на которых угадывались очертания плана какого-то здания.

— Это — поэтажный план вашей «конторы», всех трех зданий на Лубянке. Крестиками… Видишь? — отмечены помещения, которые нас интересуют. Посмотри! — Он протянул листки Кузину. Тот нехотя, будто опасаясь, что они отравлены, взял их в руки.

План представлял собой не очень качественную ксерокопию с какими-то мелкими надписями, буквы которых сливались в непонятный прямолинейный узор. На каждом листке плана, а их тут было не менее двадцати, имелось множество отметок, сделанных красной шариковой ручкой.

— Твоя задача, когда народ ворвется в здание, попасть вот в эти помещения, — Борис провел пальцем по пестроте красных крестиков на одном из планов, — и помочь нашим людям вытащить оттуда все документы, а потом…

— Да вы что! Там все документы в сейфах! Кто же держит их открыто?!

— Олег, это не твоя забота. Твое дело — дождаться наших людей и, если будет нужно, помочь им! Запомни: пятый этаж твой!

— Вы не понимаете…

— На «ты»! Мы же договорились, что перешли на «ты»!

Кузин хмуро посмотрел на Ежа.

— Ты вообще в своем уме? Это же здание КГБ! Режимная зона! Там — охрана! Если кто-то попытается захватить, они будут стрелять!

— Но вот тут уж ты не прав! Никто стрелять в народ не будет! Ты что, не понял еще этого? Они уже наложили в штаны со страху! А когда сто тысяч человек соберутся на площади и начнут громить их гадюшник…

— А… это действительно может… — Кузин недоверчиво посмотрел на Бориса.

— Может, может! Увидишь! Еще не то будет! После того, как они пустили кровь на Садовом… Сколько убитых, ты знаешь?

— Трое, кажется.