За кулисами путча. Российские чекисты против развала органов КГБ в 1991 году

«Какие участки? Почему в недельный срок?» — недоумевал Орлов. То, что доносилось из динамиков, казалось полным бредом. Страна катилась в тартарары, власть уже почти валялась на дороге, и ее готовы были подхватить кому не лень. Горбачев, уже всем надоевший своим безудержным словоизвержением, своими обещаниями и увещеваниями, был где-то далеко и, похоже, уже не способен удержать страну от скатывания в пропасть. Из кухонь и курилок споры вырвались на улицы и площади больших городов, которые бурлили от возбужденных толп, требующих сменить «прогнивший режим». Даже те, кто никогда не отличался резкостью характера, стали в это время просто невменяемыми. Деятели, доселе дремавшие в президиумах и на пленумах, вдруг превратились в непримиримых борцов, а гонимый и преследуемый центральной властью Ельцин — в единственную путеводную звезду, в которую поверили и за которой готовы были пойти миллионы людей. И тут — чрезвычайное положение, приостановление деятельности всех партий, запрет митингов, закрытие газет, введение комендантского часа! Все это уже не могло спасти положения, так как не было такой силы, которая была бы способна реально выполнить решения новообразованного комитета по чрезвычайному положению.

СВИДЕТЕЛЬСТВО ОЧЕВИДЦА: «В первой половине августа 1991 года произошли какие-то психологические изменения в отношении союзного Управления правительственной связи к нашему отделу. Я это резко почувствовал. Наш союзный начальник Беда[71] отказался от контактов со мной… Еще вчера он оперативно решал все возникающие вопросы… без всяких колебаний рассматривал острые проблемы в нашу пользу… Теперь же я даже не мог с ним связаться и почувствовал: что-то «варится»… Готовятся какие-то решения… Мы видели многозначительно улыбающиеся лица, а наши предложения натыкались на полное благодушие. Они не знали конкретно, что произойдет, по им наверняка сказали: «Подождите».

Не мог понять, что происходит. «Может быть, виноваты летние отпуска?» — думали мы. Во всяком случае август вплоть до самого путча оказался наиболее спокойным месяцем…»

(В.Н. Бабусенко, начальник Отдела правительственной связи КГБ России).

СВИДЕТЕЛЬСТВО ОЧЕВИДЦА: «Мы тогда сидели как на пороховой бочке. Я — воробей стреляный. Хотя широкий круг в подготовку путча не был посвящен, я чувствовал по каким-то намекам: по тому, что никто не хочет ничего делать… все прячут свои «хвосты», сидят на конъюнктуре, нос по ветру держат… — что-то готовится! Никто ж не работал! Очень похоже было на афганских солдат. Если ты его не начнешь пинать, он будет лежать за камнем и стрелять не глядя до тех пор, пока не истратит весь рожок!»

(Ю.И. Скобелев[72]

, помощник начальника Десятого отдела КГБ СССР).

Черная «Волга» обогнула памятник Дзержинскому и свернула к шестому подъезду большого серого дома. Из подземного перехода, со стороны улицы Кирова и Фуркасовского переулка к зданию КГБ двигались буквально потоки людей. Это сотрудники госбезопасности, кто по вызову, кто по собственному разумению, устремились туда, где рассчитывали обрести ясность в развитии обстановки, понять, что происходит и что следует делать. Многие из них находились в отпусках, кто-то работал «в городе», некоторые отдыхали после дежурства или ночной работы. Но, услышав не совсем внятные сообщения по радио и телевидению, они полагали, что их место сейчас там, где, как их учили, они должны быть в непредвиденной ситуации, — на службе. Они рассчитывали, что «отцы-командиры» точно знают, как надо действовать, чтобы все не скатилось к кровавым разборкам и столкновениям.