После встречи с главнокомандующим французскими вооруженными силами генералом М. Гамеленом начальник имперского генерального штаба Великобритании генерал У. Айронсайд писал 30 декабря 1939 г.:
Да, генерал Морис Гамелен был весьма странным военачальником. На Западе он считался высокопрофессиональным военным специалистом, хотя не обладал ни умом, ни волей — сочетанием качеств, которые являются важнейшими для полководца («квадрат Наполеона»). Самоуверенный, не считавшийся с мнением специалистов, он, как правило, сначала принимал решение, а затем начинал думать, как его обосновать. Он непомерно преувеличивал силу вермахта в те годы, когда ее у него еще не было.
Именно Гамелену Запад во многом обязан своим бездействием при первых гитлеровских агрессиях. Это он в 1936 г. не принял мер против немецкого вторжения в демилитаризованную Рейнскую зону, уверяя свое правительство в том, что Германия имеет 22 дивизии, тогда как на самом деле она имела их всего три. Немцы как раз более всего опасались, что французы выступят против их частей, вторгшихся за Рейн. Не выступили… Затем это он, Гамелен, не двинул войска против стоявших на границе с Францией немецких дивизий во время германо-польской войны.
Кроме неторопливого строительства укреплений никакой активности со стороны союзных войск не проявлялось. Бездействовала авиация, так как французское правительство потребовало прежде от Англии нанести своими бомбардировщиками германскому военно-промышленному потенциалу Рура невосполнимый ущерб, чего больше всего опасались немецкие генералы. Но этого не произошло. Даже когда в январе 1940 г. в руки союзников попали немецкие документы с планами вторжения вермахта в Бельгию, Голландию и Францию (Мешеленский инцидент), ни политики, ни государства, которым угрожала опасность, не предприняли сколько-нибудь действенных мер по предотвращению гитлеровских замыслов. А принятый план «Д» [5]
, согласно которому 5 армий левого крыла союзников должны были немедленно выступить навстречу немецким войскам, если они вторгнутся в Бельгию, остался без изменений. Но это-то как раз более всего устраивало немцев. После Мешеленского инцидента они изменили направление главного удара. Теперь по плану генерала Э. Манштейна он должен был быть нанесен не через центральную Бельгию, как раньше, а через Арденны, которые считались непроходимыми для танков, и Люксембург, с форсированием р. Маас в районе Седана.Но этот вариант плана противника союзники даже не рассматривали.
А ведь западные державы имели в реальную возможность нанести достаточно сильный удар по Германии, использовав свой военно-экономический потенциал.
Но союзники не использовали и этой возможности. Расчет у них был на длительную оборону, в ходе которой произойдет-де такое большое накопление сил, которое убедит противника в их превосходстве.
В ноябре 1939 г. Чемберлен писал своей сестре:
Его оценка положения в Европе, к несчастью, не изменилась и весной 1940 г., когда подготовка Германии к кампании против англо-французской коалиции уже близилась к завершению. 5 апреля, за 4 дня до вторжения вермахта в Данию и Норвегию, Чемберлен посмеивался:
Нелепая переоценка своих сил при бездействии на фронте основывалась на уверенности, а вернее, заблуждении, что время само по себе работает на союзников, и не следует провоцировать Германию на агрессивные действия. Никаких важных мер по повышению обеспечения и боеготовности войск не принималось.