За ледяными облаками

Пуля выбрал заряженный боло ствол. Грохнуло, свистнуло. Порох у Зуича оказался самодельным и дымным. Очень дымным. Когда сизая пелена рассеялась, Пуля усмехнулся.

Обезглавленная тушка валялась неподалеку. Вот вам и обед, осталось только ощипать, опалить и запечь. Пришлось тащить палатку не совсем полной. Зато девушки порадовались.

Костерок трещал, спрятанный под низкими кронами двух кленов-подростков. Пуля решил все-таки укрыться, как выйдет, от мороси. Хотя дождь превращался в настоящий, перемешивался с градом и крохотными льдинками.

Они растянули одну палатку между стволами, сели, прижавшись спинами друг к другу. Тетерева Пуля готовил сам. Сломал две хороших рогульки, воткнул над костерком, протащил через птицу шомпол уколовского семьдесят четвертого и знай себе поворачивал с боку на бок. Пахло обалденно.

Даша, вытянув ноги, смотрела на оставленную за спиной прогалину, уже затянутую почти полностью серой хмарью. Ловила носом сочный запах жарившейся птицы и молчала. Девушка беспокоила Пулю куда больше, чем Уколова. Со старлеем все ясно. Той надо дать отдохнуть серьезнее, если получится, – и все. Готова дальше выполнять задание партии и командира. Хотя задумчивости в ее глазах, такой частой и повторяющейся, он раньше не наблюдал.

Что-то надломилось внутри несгибаемой красной девы-воительницы, что-то очень важное. И чего ожидать… пока неясно. Хотя кое-что ему нравилось.

Уколова снова стала собой. Той, что хрен согнешь. Той, что не отступится. Такой она Пуле нравилась. Хороший товарищ.

– Как мы идем, каким… путем? – Даша подняла голову. Их обоих она еще чуралась, да заметно.

Пуля этому не удивлялся. Время сейчас плохое, да, но люди остаются людьми. К чужим привыкают не сразу. А у нее, сироты, кто стал своим? Тот бродяга, сгинувший на берегу. Может, хороший человек. Зря она по нему так переживает, что ли?

– Двинемся вдоль трассы и железки, – Пуля перевернул тетерева, – по реке идти опасно. После нападения на «Арго» нас могут искать.

– Кто? Те твари?

Он кивнул. Дети Дагона вряд ли отцепятся от них раньше, чем река останется позади. Да и идти к водникам с вестью о смерти Зуича… Свою голову и жизнь Пуля любил. Мало ли, что там выйдет.

А еще и гнавшиеся за Дашей от Кинеля. Вот беда на их головы. Заметил Пуля немного, но понял – до конца пойдут. Сам таким же был, служа в Осназе. Приказ выполни любой ценой, умри, но сделай.

– Мы проплывали Черкассы, – Уколова посмотрела на Пулю, – в ОЗК и противогазах.

– Да. Там, Зуич сказал, что-то непонятное. Может, опасно. Попробуем обойти стороной.

– И куда?

– Нам надо добраться до Бугуруслана.

– В прошлый раз мы через него не шли.

Пуля вздохнул.

– Золотого там не любят. Мы шли с его людьми. Обогнули, чтобы к реке сразу. А сейчас… Нам надо добраться до дома. И быстрее.

– Из-за тех…

Уколова кивнула на Дашу. Та снова смотрела перед собой, на этот раз в костер. Даша рассказала про мысленный разговор с каким-то Мастером. Пуля и Уколова оценили его, как и следовало. Поверили. Пуля – сразу, а Уколовой хватило немного времени, чтобы осознать: Даша сказала правду. А уж увиденное за время, проведенное с Пулей, только помогло принять сказанное.

– Здесь оставаться на ночь нельзя. – Пуля ткнул ножом в тетерева, снял хрусткую кожицу и подцепил мясо. – Рядом пойма, озерки. Надо идти дальше, искать стены и крышу.

Он протянул жареху Даше. Та взяла, медленно начала жевать. Уже так знакомо за два прошедших дня снова ушла в себя. Ну, не перекосилась, значит, хотя бы вкусно. Пуля убрал нож, взялся за шомпол. Обжечься не боялся, Лесник дал на прощание толстые кожаные митенки, перчатки с обрезанными пальцами и металлическими накладками по костяшкам. Вот ладонями и подцепил.

Успел уловить сузившиеся зрачки старлея и, не имея в руках ничего, кроме тетерева, развернулся. Звуков из-за спины не доносилось, не прорывалось через ровный шелест дождя. Это плохо. Значит, там не люди.

Оружие из тетерева, само собой, так себе, убить не убьешь. Но, опять же, смотря как применить. Особенно если птица только-только с костра, да так и пышет жаром, шипит вытопленным жирком, брызгающим в стороны тягучими огненными каплями. Приложить ей по лицу, по морде, да хоть по морде лица, и…

Мутантов было два. Невысокие, молодые, это Пуля мог заметить и сам, по серой пупырчатой коже. Старшие, виденные им, переливались изумрудной зеленью. А совсем уж ветераны, немногие Дети Дагона, доживающие до человеческих двадцати лет, отливали благородной бронзовой патиной.

Этим достало умения, подаренного природой и батюшкой, подкрасться незаметно. Ну, и серая стылая мгла, киселем расползшаяся кругом, помогла. Заметить в ней полутораметровых ихтиандров – дело непростое.

Тетерев, жирно чавкнув, влепился в лицо первого, вытянутое, острое, с выпуклыми рыбьими глазами. Раскаленная тушка, пшикнув под хлещущими каплями, разом прилипла к коже. Жаболюд не успел даже выставить длинные сильные руки-лапы с солидными крючками на концах пальцев.