За личное мужество

– Это подозреваемые главные бывают. А свидетели – это все те, кто видел преступление или место преступления, – попытался защититься Рублев.

– Ну что там?! – подала вдруг голос Мария Митрофановна, которая так и не решилась спуститься. Жулька жалобно заскулила.

– Труп! – односложно ответила Серафима Карловна.

– Как «труп»?! – в ужасе воскликнула Мария Митрофановна. – Чей труп?!

– Иди сама посмотри! – крикнула Серафима Карловна.

Рублев воспользовался случаем и поспешил подняться по лестнице. Но в подъезд войти он не успел, поскольку к нему подъехал полицейский «уазик», к которому побежал Карим, а следом подкатило такси. Из такси, к огромному удивлению Рублева, вылез, оглядываясь по сторонам, Василий Титовец. Комбат взглянул на часы. До времени прибытия поезда, которое назвал в телефонном разговоре Василий, оставалось около часа.

Василий, высокий, широкоплечий светловолосый парень, очевидно уже успел расплатиться, потому что водитель не медля открыл ему багажник.

– Василий! – окликнул Рублев.

Тот как-то странно дернулся, но, узнав друга, радостно улыбнулся.

– Давай помогу! – сказал Борис, направляясь к машине.

– Да тут у меня только чемодан и сумка, – махнул рукой Василий, забирая из багажника вещи.

– Ты же говорил, что у тебя вещей много, – пожал плечами Борис. – И время другое назвал.

– Поезд раньше пришел… – чуть понизив голос, сказал Василий, когда машина отъехала, и опять огляделся по сторонам.

– Ну, чтобы поезда опаздывали, бывало. Но чтобы раньше времени приходили… – покачал головой Рублев, наконец пожимая руку Титовцу.

– Телефон, брат, сам знаешь, какая ненадежная штука, – нахмурился Василий, закуривая.

Рублев на его предложение закурить покачал головой и односложно ответил:

– Бросил.

– Да… – задумчиво пробормотал Титовец и опять оглянулся.

– Ты чего дергаешься? Следят за тобой, что ли? – спросил Рублев.

– Точно не знаю, – пожал плечами Василий, – но это вполне возможно.

– Слава богу, что вы никуда не уехали! – вдруг воскликнула появившаяся возле них Серафима Карловна. – Там внизу милиция. Вас ждут!

– Я товарища своего наверх провожу, квартиру ему открою и к вам спущусь, – пообещал Рублев, надеясь все же избежать разговора с полицией. Ему совсем не хотелось лишний раз светиться перед органами правопорядка.

– Имейте в виду, это не просто преступление! Это убийство! А вы главный свидетель! – строго заметила Серафима Карловна.

– Если я им буду нужен, они сами меня найдут, – сухо и даже резко оборвал ее Рублев.

– Хорошо, хорошо, – закивала Серафима Карловна, очевидно заинтересовавшись новым товарищем своего соседа, и поспешила в подвал, откуда эхо доносило лай не на шутку встревоженной Жульки.

– Что тут у вас стряслось? – поинтересовался Титовец, когда они вошли в подъезд.

– Убили парня в подвале. Говорят, бомжевал. Мне в это дело ввязываться не хотелось бы. Сам понимаешь, лишний раз светиться мне ни к чему, – заметил Рублев.

– Кому ж лишний раз светиться хочется, – пожал плечами Титовец, входя в квартиру и осматриваясь.

– Ты располагайся, в комнату проходи, а я на кухню. Голодный же небось с дороги? – спросил Рублев, окинув приятеля отеческим взглядом.

– Есть немного, – кивнул Титовец и, заметив на стене армейскую фотографию, где была вся их первая рота десантно-штурмового батальона, спросил: – Помнишь, майор?

– Помню, – кивнул Рублев и тяжело вздохнул.

Когда он смотрел на эту фотографию, ему вспоминалось разное. Однако сейчас почему-то стало горько. Да, были у них победы, но потери помнились острее. И если говорить о воинском братстве, то оно, как с годами понял Рублев, держится как раз на общей памяти не столько о победах, сколько о потерях.

Василий, взглянув на Рублева, все понял без слов и тоже тяжело вздохнул.

Уже на кухне, за горячими бутербродами, которые на скорую руку приготовил Рублев, Титовец поинтересовался:

– А ты как, служишь где или на пенсии?

– Считай, на пенсии, – кивнул Рублев и, чуть улыбнувшись, сделал несколько глотков горячего кофе.

– Не верю, – покачал головой Василий.

– И правильно делаешь, – улыбнулся Рублев.

– Я знаю, здесь, в Москве, с нашим военным опытом можно заколачивать неплохие бабки, только нужно знать где, – как-то вдруг воодушевившись, сказал Титовец.

Но Рублев только покачал головой и, чтобы перевести разговор на другую тему, спросил:

– А ты в Москву зачем? Ведешь себя как-то странно. Просишь встретить, а приезжаешь на час раньше. И налегке. Я-то, грешен, думал, что ты мне шкуру медвежью, рога привезешь, как обещал.

– Привезу. И шкуру, и рога, если появилась та, которая может их тебе наставить, – попытался пошутить Титовец.

Но Рублев сухо его оборвал:

– Это мне точно не грозит.

Эта тема была для Бориса Рублева табу. Он был из тех мужчин, которые не любят болтать попусту, хвастаться легкими амурными победами. О том, что творилось у него в душе, что волновало его сердце, знал, а точнее, догадывался лишь он сам.

Титовец это уловил и смущенно потупился.

– Ну, так в Москву ты зачем? – повторил свой вопрос Рублев.

– Дело здесь у меня, – пробормотал Титовец, болезненно морщась.