Это различение должно помочь нам избежать последнего тупика. Действительно, очень просто и потому заманчиво принимать признание существования объекта за его знание. Именно это удобство могло бы вместо аргумента или эквивалента теоретического аргумента поставить меня перед частью или целым списком «знаменитых цитат». Их ценность несомненна, поскольку все они говорят, что проблема существует и уже разрешена! Они говорят, что Маркс разрешил ее, «перевернув» диалектику Гегеля. Но «знаменитые цитаты» не дают нам теоретического знания об этом переворачивании. И ясное как день доказательство этого заключается в том, что для того чтобы суметь помыслить это, по — видимому, столь очевидное переворачивание, необходимо приложить очень серьезные теоретические усилия… На деле слишком многие «пояснения», которые нам предлагали, ограничивались тем, что просто повторяли «знаменитые цитаты», парафразируя их (а парафраз не есть объяснение); смешивали (показательные, но загадочные) понятия «переворачивания» и «рационального зерна» с подлинными и строгими марксистскими понятиями, как если бы теоретическая ясность одних могла «заразить» собой и прояснить неясность других, как если бы знание могло родиться из простой близости познанного и плохо или даже вовсе не познанного[87], как если бы соседства одного или двух научных понятий было достаточно для того, чтобы преобразить признание существования «переворачивания» или «зерна» в их знание! Гораздо более доказательной является та ситуация, когда кто — либо ясно принимает на себя ответственность за свой тезис, например, сказав, что фраза Маркса о «переворачивании» есть подлинное знание, и, взяв на себя риск, подвергает этот тезис проверке теоретической практикой, — и исследует ее результаты. Такая попытка интересна, поскольку она является реальным опытом и поскольку она выливается в доказательство от бессмыслицы, показывая, что для того чтобы заставить Маркса признать, что в «переворачивании» он действительно дал нам некое знание, следует подвергнуть глубокому изменению всю его мысль.
Эти искушения и этот опыт по — своему подтверждают, что теорию решения следует искать отнюдь не в указаниях на его существование. Существование решения в практическом состоянии — одно дело. Знание этого решения — дело другое.
Я сказал, что Маркс не дал нам «Диалектики». Это не совсем верно. Он оставил нам один методологический текст первостепенной важности, который, к несчастью, остался незавершенным: «Введение к критике политической экономии» 1859 года. Этот текст не содержит в себе слова «переворачивание», но в нем говорится о его реальности: об условиях значимости научного использования понятий политической экономии. Достаточно задуматься об этом использовании, чтобы извлечь из него фундаментальные элементы Диалектики, поскольку это использование есть не что иное, как Диалектика в практическом состоянии.
Я сказал, что Ленин не оставил нам «Диалектики», которая была бы теоретическим выражением той диалектики, которая действует в его собственной политической практике; более того, что теоретическую работу по выражению диалектики, которая действует в марксистской практике классовой борьбы, еще предстоит проделать. Это не совсем верно. В своих «Философских тетрадях» Ленин оставил нам несколько заметок, являющихся наброском «Диалектики». Ведя борьбу с догматическим уклоном в китайской партии в 1937 г., Мао Цзе Дун развил эти замечания в тексте «Относительно противоречия».
Я бы хотел показать, каким образом в этих текстах мы можем обнаружить — в уже разработанной форме, которую достаточно просто развить, соотнося с ее основой, но в то же время постоянно продумывая — теоретический ответ на наш вопрос: в чем заключается специфика марксистской диалектики?
3. ПРОЦЕСС ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ПРАКТИКИ
К. Маркс. К критике политической экономии. Введение (1859)