За материализм в биологии

Следует отметить и еще один момент. Положив молекулу ДНК в основу жизни, ее, как и «классический» ген, выключают из обменных процессов — основы основ живого. За ней сохраняется лишь способность к «саморепродукции», которая происходит в отрыве от остальных процессов, протекающих в живой структуре. Штих (1957), например, утверждает, что «ДНК можно рассматривать как стабильный компонент клетки, не подвергающийся или мало подвергающийся обновлению». По мнению Синшеймера (Sinsheimer, 1957), «… сейчас в основном все сходятся на том, что ДНК в метаболическом отношении инертна». В этой «метаболической стабильности» ДНК названный автор усматривает постоянство или сохраняемость физической основы гена. Мёллер (Müller, 1955) подчеркивает, что «сущность жизни заключается не в протоплазме или процессах, которые в ней происходят и которые в совокупности называются обменом веществ». По его мнению, сущность жизни заключается в способности гена удваивать свои изменения. Учитывая подобного рода настроения, Поллистер (1955) писал: «Этот взгляд логически приводит к заключению, что ДНК представляет собой относительно инертный компонент содержащего гены хроматина. Несколько вульгаризируя, можно сказать, что с этой точки зрения ДНК является компонентом огромного динамического генного «завода» и, участвуя в выработке разнообразных веществ, не истощается и не нуждается в восстановлении». Но ведь такой же взгляд был характерен и для «классической теории гена». Напомним о генонеме, которую рассматривали как часть хромосомы и которую выключали из обменных реакций (Кольцов, 1938).

В биологической литературе стали появляться заявления о том, что напрасно некоторые генетики пытаются запугивать термином «ген». Как бы в подтверждение этого тут же приводится ссылка на И. В. Мичурина, который не боялся пользоваться термином «ген», и т. д.

Подобные рассуждения не столь безобидны, как это может показаться с первого взгляда. Они, во-первых, дезориентируют читателя, внушая ему мысль о том, что мичуринцы по важнейшему вопросу генетической науки ведут борьбу не по существу, а только по вопросам терминологии. Во-вторых, такие рассуждения скрывают от читателей метафизическую сущность, скрывающуюся за термином «ген». Авторы подобных рассуждений, запутавшись в противоречиях, в которых бьется современный морганизм, видят выход в том, чтобы возвратиться к старому, предложенному еще В. Иогансеном понятию гена как абстракции, нереальной единицы. Очевидно, они рассчитывают на то, что отказ от конкретизации гена позволит снять те противоречия, которые возникли в теории гена в последнее десятилетие. Вряд ли следует особо доказывать, что такие расчеты ни на чем не основаны.

Необходимо со всей категоричностью подчеркнуть, что наша критика представлений о гене как молекуле ДНК ни в какой мере не означает не только отрицания, но даже умаления роли последней в жизненных процессах, в том числе и в наследственности. Являясь важнейшим компонентом живого, ДНК не может не играть большой роли как в наследственной передаче, так и в становлении признаков организма. Но это далеко не означает, что в ней и только в ней зашифрован «секрет» наследственности и что она, в конце концов, является единицей жизни. А ведь именно это имеют в виду, когда говорят о генетической роли ДНК и приравнивают ее к роли гена. Поэтому нельзя не согласиться с Линдегреном (Lindegren, 1955), который, критикуя упоминаемые выше представления Мёллера, пишет: «Сейчас трудно, если не невозможно, ссылаться на ген, как на чисто химическое соединение, и приписывать ему загадочную способность к саморепродукции. Кажется несомненным, что ни одно химическое вещество не обладает автономной способностью к саморепродуцированию, поскольку последнее зависит от окружающих это вещество компонентов, а синтез осуществляется энзимом».

Оценивая значение новых представлений о биохимии нуклеиновых кислот, Гольдшмидт (Goldschmidt, 1955). высказал следующую интересную мысль: «Генетик, который с трепетом ожидает от биохимика объяснения некоторых из его трудностей, ухватится за эти новые идеи, хотя он редко подготовлен к тому, чтобы взвесить биохимические данные». Очевидно, именно это и произошло. Теперь уже биохимики вынуждены предупреждать генетиков от ничем не оправданного увлечения. Такие предупреждения мы находим в монографии А. И. Опарина «Возникновение жизни на Земле» (1957), а также в некоторых докладах на недавно прошедшем совещании по проблеме возникновения жизни. В докладе Чаргаффа (1957), например, говорится: «Если бы научные факты были подвергнуты голосованию, то мнением большинства нуклеиновые кислоты были бы, вероятно, помещены на вершину иерархии, в то время как белки поставлены следующими, т. е. что-нибудь вроде:

ДНК → РНК → белок.

Но, по-моему, более честно признаться, что на самом деле мы знаем очень мало об этих вещах, и сказать, что дорогу в будущее не надо загромождать искусственно построенными, а часто и полностью безосновательными гипотезами».

К этому нет необходимости что-либо добавлять.