За мертвыми душами

— Распустились вы тут у меня без хозяина. Только вот характер у меня бесхарактерный, а то следовало бы тебе морду так набить, чтоб и отец с матерью не признали! Ах ты, Господи, что за народишко-подлец пошел: слова ему поперек не скажи!.. — последнюю фразу она пропела уже удаляясь. Шаги ее стихли.

В коридоре с сердцем плюнули. — Черт пузатый!.. — вполголоса отвел душу побитый. Слышно было, как он подошел к зеркалу, висевшему по ту сторону, на моей стене. — Хорошее слово… вся рожа от него растрескалась!.. — проворчал он, должно быть исследовав свою физиономию.

Я опять задремал, но заснуть не удалось: начало то здесь, то там почесываться все тело.

Уж не клопы ли? — мелькнула мысль. Я поднялся и торопливо чиркнул спичкой. То, что озарил слабый огонек ее, — не поддается никакому описанию: вся постель двигалась, как разворошенный муравейник. Подушка, простыни — все кишело тысячами клопов. Я как ошпаренный соскочил на пол, зажег свечку и стал озираться в поисках убежища. Кроме проломленного дивана, ничего иного не имелось. Я попробовал расположиться в его ухабах, но только что задул свечу, меня опять атаковали клоповьи полчища.

Единственное средство против всякой нечисти в мире — свет, и я опять зажег свечку и оставил ее гореть около себя на столе. Клопы скрылись, и я, выждав еще с полчаса, прилег снова, но гнусные твари, хотя и не так нагло, но продолжали свое дело. Терпеть не стало мочи. Я оделся, захватил плед и подушку и, раздраженный и разморенный усталостью и жаждой уснуть, спустился вниз.

Трактир был еще открыт и действовал. У двери в него я нос к носу столкнулся с моим половым, летевшим куда-то с грязною салфеткой на плече. Щеки его пылали, как две розы.

— Сеновал у вас есть? — сердито спросил я.

— Как же-с… а зачем вам?

— Спать в вашем номере нельзя, вот зачем: клоповник сплошной!

— Клоповник? — малый обомлел от изумления и даже сдернул с плеча салфетку и расставил руки. — Да какие же там клопы? Комары это… сезон комариный теперь!..

— Поди ляг там, узнаешь тогда, какие это комары!.. — ответил я. — Веди меня на сеновал.

— Сюда пожалуйте! — он предупредительно распахнул передо мной другую, боковую дверь, и я попал на заднее крыльцо. — Да дозвольте подушечку я понесу?.. — он вытащил ее у меня из-под мышки. — Напрасно беспокоите себя, господин!.. — продолжал он, семеня позади меня. — Неудобно на сене вам будет… со сну это показалось вам: ваш номерочек три дня подряд гулял, так я на вашей постелье спал — и хоть бы клопик-с!..

Я остановился, чтобы выругаться; половой отскочил в сторону.

— Рази что вчерась купец один проезжий ночевал в нем, так развел их несколько?.. — поспешил он признать мою правоту.

Мы подошли через двор к навесу. На одном из четырехугольных дубовых кряжей, поддерживавших его, горел фонарь.

— Иван Сидорыч!.. — крикнул мой спутник.

— Ась? — отозвался из черной глубины приятный, бархатистый голос, и между двумя кузовами телег обрисовалась высокая, бородатая фигура в длинном тулупе и в меховой шапке. — Чего надоть?

— А вот барина на сеновал устройте: ночевать там будут!..

— А в номерах-то что ж? Неужели полны?

— Клопами они полны; заели насмерть!.. — пояснил я.

Мужик покачал головою.

— Беда!.. — проговорил он, начиная от одного напоминания почесывать у себя бока. — И зловредная эта насекомая, не дай Бог! А может вам сюда сенца снесть, здесь устроитесь?

— Где здесь?

— А в телеге в порожней: самое это святое дело!

— Ну что ж, тащи сюда!..

Половой пожелал мне доброй ночи, вильнул, как угорь, всем телом и побежал обратно. Минут через пять из темноты выдвинулся целый стог сена и шурша проплыл мимо меня.

— Сюда, барин, идите!.. — глухо позвал из него голос Ивана.

У одной из пустых телег сено повалилось на землю, Иван отряхнулся и принялся готовить мне первобытную постель.

— Так-то оно лучше!.. — говорил он. — Тут и покурить можете слободно и все прочее…

— Я не курю!.. — отозвался я, влезая в телегу.

С наслаждением улегся я на душистом сене и покрылся пледом.

— Вот и доброе дело!.. — произнес Иван. — Спите с Богом!.. ваш Микита тоже так-то спит давно…

Где-то долго и бессмысленно лаяла собака. Мне виднелась темная масса дома; окна его почти все потухли; за одним из них мерцала в углу перед киотом лампадка… рядом мерно жевали овес и изредка фыркали лошади… Я уснул мгновенно.

IV

Ранним утречком следующего дня я выезжал из ворот трактира. Было пасмурно. Площадь перед станцией лежала пустыней. Никита взял влево: в доме Лбовых еще спали. Утица в ту сторону состояла всего из четырех домов, и за ними изумрудным ковром лежало небольшое поле. Горизонт закрывал лес; на синей опушке совсем вблизи рисовался серый двухэтажный деревянный дом.

— Вот он!.. — молвил Никита, указывая вперед кнутом.

Я не понял.

— Да дом-то проклятой!.. — пояснил он. — Вчера я вам о нем сказывал!

— Мы мимо него поедем? — спросил я.

— Как есть рядом. У самой дороги стоит. Чаю в трактире не пили еще? — Ну так здесь напьетесь: баушка Арина нам знакомая!

— Чаю я не хочу, молока бы лучше?

— И молоко найдется!..