За миг до тебя

Инна, Света и Сергей стали подыскивать строителей и стройматериалы для нового детского дома и переоборудования клуба под школу. Новый дом должен был походить на сказочный теремок. Возле него планировали построить хлев для коров и коз, курятник, теплицы, а также провести мелиорацию заброшенных земель поблизости. Так хотелось своей картошечки, морковки, репы.

Этот славный хеппи-энд омрачило известие о гибели Гарика, закадычного друга Тани и Саши. Светлана рьяно разыскивала розданных по семьям детей, вдруг им сейчас нужна помощь. Пять человек ей удалось вернуть, заставив родителей-алкоголиков оформить отказ добровольно или с привлечением органов опеки. На ее запрос по Гарику ответ пришел довольно быстро. Но почему-то из Москвы. Тетка, забравшая его в Молдавию, туда вовсе не собиралась. Она попрошайничала в метро на станции Китай-город, подключила к этому и племянника. Прилюдные судороги мальчика увеличили доход многократно. Но сидеть и спать ему зачастую приходилось на бетонном полу. Он быстро заработал двустороннюю пневмонию, "сгорел" за две недели. Тетка пропала, испугавшись следствия. А от Гарика в наследство детскому дому досталась трехлетняя сестричка, названная старинным именем Аглая. Тетка бросила ее вместе с доходным бизнесом. Да и большая уже девочка, на грудь платком не привяжешь, а доза дорогого снотворного для придания болезненного вида росла вместе с ребенком. От водки же малышка задыхалась и хрипела…

Из Москвы Светлана вернулась с Аглаей. Первой на шею ей бросилась стосковавшаяся Муша, которую "конфисковали" у недееспособной бабушки (мама Лариса давно куковала в психиатрической клинике). Муша пристально из-подлобья наблюдала за тем, как с Аглаи снимают пальтишко и сапожки, затем со всей силы толкнула малышку в спину. Та как-то беспомощно взмахнула ручонками и упала на пол лицом. Аглая от рождения была слепой.

Три недели спустя после памятного шоу на радио Инна, Саша и Сергей вместе отправились на кладбище. Могилу отца нашли без труда, кладбище в конце раздваивалось на старую территорию и только-только занятую — около пятидесяти свежевскопанных холмиков. Некоторые из них утопали в цветах. Кое-где условные оградки из вбитых в землю колышков, перетянутых проволокой или полиэтиленом. Кругом ни кустика, ни деревца. А за холмом ещё и городская свалка.

Стоя у креста с распятием и лаконичной табличкой "Евгений Литвинов", Инна пыталась осмыслить свои чувства. И не могла. Для нее отец умер давным-давно, когда отрекся от семьи. И смерть реальная мало что меняла. Сначала она и правда мечтала встретить его, сочиняла слова, которые должна произнести. Когда стала писать в газету, ей так хотелось, чтобы он прочел. И удивился, и даже восхитился: ну надо же, его Нульча — публичный человек…

Но не встретила. И перестала ждать этой встречи после рождения Саши. Тогда ее предал Славик, не выдержал груз проблем, сдался. Значит, он был таким же слабым, как и папа Женька. Ей предстояло воспитывать сына, а слабаки в этом сомнительные помощники.

И вот теперь она нашла отца. И Саша стоит рядом, и никуда она его больше от себя не отпустит. Инна оперлась на плечо подросшего сына. Сергея она тоже никуда не отпустит. Она, не глядя, нашла его руку, сжала пальцы.

"Прости меня, папа. Я не была тебе плохой дочерью. И ты не виноват, что так сложилась жизнь. Ты наконец упокоишься с миром. А нам нужно жить дальше…"

— Мы будем приходить сюда? — спросил Саша.

— Да.

— А та женщина нас не прогонит?

— Конечно, нет. Ведь это мой отец, твой дед. Другого у тебя уже не будет…

До самого дома она не отпускала сережину руку. А вечером привела его в спальню, включила ночник, осветивший разложенную постель.

— Останься со мной, пожалуйста.

Его лицо болезненно скривилось.

— Инна…

— Я прошу тебя, Сережа. Я больше не хочу быть одна. Я не могу позволить тебе уйти.

— Инна, я калека.

— Я знаю. Я чувствую, как тебе больно. До сих пор больно. Сережа, потрогай меня, прикоснись…

Он подчинился как во сне. Кончиками пальцев погладил ее губы, глаза, выбившуюся из-за уха льняную прядь. Она завладела его рукой и плавно провела ею там, где он никогда не посмел бы прикоснуться.

— Ты, понимаешь, ты… настоящий. Так сладко желать тебя. Только представлю, как это будет, и мурашки по коже…

Она слабо хихикнула, стесняясь своих слов и в то же время испытывая наслаждение от собственной смелости. Татьяна Ларина, блин.

Он провел ладонью по изгибу ее локтя, снимая напряжение, сглаживая мелкие пупырышки на бледной коже. И пусть. Наверное, так и должно быть в жизни — всего до краев, и горя, и счастья. Только бы не расплескать все это. Очень хотелось стоять рядом, дышать ее запахом, читать по губам восхитительные признания, осознавать, что женщина, которую ты любишь — твоя. Вся, до капельки твоя. И умирать, растворяясь в ней. Пусть будет так.