За милых дам

Где она, эта зона? Вот в чем заключался вопрос. И вопрос этот был не умозрительным, а умозаключения, которые Анне надлежало сделать, не имели ничего общего с детективной игрой. Выбора ей не оставили. Утопающему пришло время активно заняться собственным спасением.

Хлебая жиденькую и безвкусную больничную пищу, стоя в очереди к умывальнику, слушая бормотание своих соседок по палате, сидя перед телевизором в густой толпе больничных халатов, Аня прокручивала в голове все, что произошло с ней за последнее время. Кроме того, она попросила Устиныча покупать ей побольше самых разных газет и журналов, за исключением тех, что промышляют оккультизмом — потусторонние силы ее не интересовали…

Обычно она не читала периодику. Но теперь убедилась, что из потока шелухи, домыслов и вранья, даже бреда, которые извергали подчас газетные полосы, можно было извлечь необходимые крупицы информации. И более того, внимательный, сосредоточенный на определенной проблеме читатель мог и без доступа к особым каналам информации составить необходимую картину, некое досье на интересующих его лиц, прорисовать канву событий.

Аня попросила Устиныча выписать ее в понедельник… Даже «перед лицом смерти» Светлова не могла себе позволить завалить сессию, а ей предстоял еще один, последний экзамен.

— Прости, Устиныч, но у нас на факультете строго — умерла не умерла, отравили тебя или нет — ни за что не позволят досдавать. Ответ один: бери академ. А я не могу без конца тянуть эту резину с учебой.

Устиныч вздохнул и выписал.

— Держи в курсе, — предупредил он. — Если ты не разберешься с этим делом, Анюта… тебе светит самый длинный академический отпуск, который только можно представить. Вечный.

Уже подъезжая к дому, Аня вспомнила про единственного члена своей семьи, Машку-кошку… И удивилась, укорила себя, что за все время, проведенное в больнице, не вспомнила о ней — другими мыслями была полностью забита ее голова. Укорила, однако, несильно, она надеялась, что и на этот раз с Машкой, привыкшей к автономной и самостоятельной жизни, ничего особенного не случилось… Разве что съела раньше времени запасы «Вискаса» и теперь проголодалась больше обычного…

К тому же она подозревала, что у Машки есть какие-то дополнительные источники питания за пределами дома… Аня не отличалась особенно сентиментальным отношением к «братьям нашим меньшим». Отношения между ней и Машкой-кошкой были скорее деловыми… В Анины обязанности входило никогда не закрывать форточку на кухне, через которую Машка входила и выходила, когда ей вздумается. (Анна жила на втором этаже, рядом стояло, упираясь толстой веткой в окно, дерево… Вот здесь и был проложен Машкин маршрут.)

Кроме того, Аня должна была на случай, если задержится, оставлять в избытке воду и сухой «Вискас», которому не грозило протухнуть. А Машке, как второй договаривающейся стороне, вменялось в обязанность не съедать корм весь сразу, а распределять его равномерно. В обмен на все это оба участника договора получали свободу. Аня могла довольно надолго отлучаться из дому… А у Машки была жизнь хоть и суровая, но полная романтики, — не то что у ее стерилизованных и кастрированных собратьев по подвиду кошачьих, которых держали от рождения до смерти взаперти или выводили гулять, как собак — вот ведь глумление над природной кошачьей тягой к независимости, — на поводке.

В общем, Аня не очень беспокоилась: большую часть своей романтической жизни Машка обычно проводила на улице, среди своих возлюбленных… Конечно, Машка не была лесбиянкой, что, впрочем, у животных не такая уж большая редкость. Просто Машка-кошка была на самом деле котом. Когда-то в былые времена на птичьем рынке Светловы прельстились дымчатой крошечной «кошечкой» — так утверждал продавец, а дома никто вовремя не озаботился выяснением половой принадлежности… Когда же выяснилась довольно существенная деталь, кот уже носил гордое имя Машки-кошки, и переименовывать его не стали… В стране и так шла волна переименований: улицы, города, станции метро… Светловы не любили участвовать в кампаниях. Так кот и прожил всю свою жизнь под девичьей фамилией.

А теперь он лежал на полу в комнате рядом с любимым Аниным креслом и был похож на чучело из зоологического музея, в который Анин класс когда-то регулярно водили на экскурсии. Окоченевшее вытянутое кошачье тельце, стеклянные остановившиеся глаза… Любимое занятие кота — драть когтями Анино кресло (запретное удовольствие, которое ему категорически возбранялось) — спасло Ане жизнь…

Кот всегда драл обивку в одном, раз и навсегда облюбованном месте, и ткань там давно уже оттопыривалась, как карман… Из этого «кармана» и пролилась на пол лужица ртути… Рассыпалась, раскатилась шариками…

Пользуясь Аниным отсутствием, кот, по всей видимости, вволю предавался любимому занятию: драл обивку, за которую и была кем-то спрятана довольно изрядная доза ртути… Когда она разлилась по полу, кот, возможно, еще катал шарики, играл…