За милых дам! Весёлые байки, анекдоты, рассказы и повести о женщинах и для женщин

Наш оказался, из Сухуми. Мы с ним посмеялись. Я покупаю, кроме сока, ещё персиков, орешков, пирожные, конфеты и иду к ней, к Лидушке. И она благосклонно всё это принимает и вместе с этим черноглазым начинает всё это поедать, но куда денешься, его уже не прогонишь, приходится ему говорить:

– Плиз, сэр.

И этот чернокожий начинает так лопать мои пирожные, что у меня остаётся только одно преимущество – мой великолепный русский язык, опора моя и надежда в этой бурной заграничной жизни. Потому что этот чернощёкий ни слова по-русски не знает. Лидушка на ихнем тарабарском тоже ни бум-бум, а по-английски мы все трое на уровне «зе фазер» и «зе мазер». Вот я и не спешу, молчу. Жду, когда они наговорятся.

А там все эти «ай эм глэд» и «файн» уже закончились, и тут я включаю свой фонтан красноречия, поскольку дня два ни с кем не говорил и скопилось много невысказанного. И теперь уже Лидушка, утомлённая мозговым напряжением от иностранного, переключается на меня, и чернобровому делать нечего. Он раскланивается и уходит.

– Я ещё подойду, – грозит он напоследок по-английски, а может, наоборот, обещает не подходить. У меня с английским не очень хорошо. «Да» и «нет» путаю.

Говорил мне Карл Маркс: учи иностранный – это ещё одно средство борьбы за существование. Хорошо ему было – его Энгельс кормил, а нам не до языков было – мы материалы съездов учили да его дурацкий марксизм.

Это я уже Лидушке говорю. И она со мной полностью согласна.

Слово за слово. Лидушка рассказывает, что она микробиолог, что не замужем, сыну девять лет. В общем, обычная история. Вечером мы с ней идём на концерт. Здесь каждый вечер аниматоры работают. Садимся на лавку в амфитеатре, начинается представление кого-то там на сцене. И вдруг рядом с Лидушкой, с другой стороны, появляется этот жгучий брюнет, садится и начинает с ней мило ворковать. Мне уже всё это не смешно. Минут через десять я затосковал и говорю:

– Я вам не мешаю?

– Пока нет, – говорит она и смеётся.

Я сижу, заканчивается эта анимация. Все встаём, под заключительную песню делаем какие-то телодвижения. Идём в бар возле бассейна, сидим, пьём чего-то. Плачу, естественно, я, сухумец мне подливает:

– Что, браток, попал?

Я плачу как джентльмен, а он, ухажёр, тоже вроде как джентльмен, но почему-то не платит. Он что-то рассказывает, естественно, по-английски. Мы напряжённо пытаемся понять. Уже головная боль от этого напряжения. По-моему, этот турок и сам не очень понимает, чего говорит. В общем, скоро это всё надоедает.

Я наконец говорю ей тихо:

– Может, я пойду?

Она поворачивается ко мне, смотрит долгим взглядом и говорит:

– Я бы хотела уйти с вами вместе.

И всё. Тут же сухумец даёт счёт нашему турку. А мы с Лидушкой улетучиваемся. Берем ещё пару коктейлей в вестибюле, бутылку шампанского и отправляемся к ней в номер. Из номера я выхожу уже поздним утром.

А днём на пляже я подношу ей шикарный букет цветов. Это у меня обязательно.

Мне было с ней хорошо. И ей, кажется, не слишком со мной противно.

Однажды мы с ней ездили в турецкий ресторан. Ресторан располагался на склоне горы. Вы только представьте себе: вдоль горы спускаются террасы, на террасах столы, внизу старинная мельница и поток воды, падающей сверху, до сих пор вертит колесо этой мельницы. На самом верху, в этом бурном потоке, лениво покачивая хвостами, стоят в воде огромные форели. Мы выбрали себе по форельке. Сели за стол на террасе, и нам подали жареную форель, овощной салат и бутылку вина. И все это стоило, как потом оказалось, всего четырнадцать долларов. А за такси, как опять же потом оказалось, мы заплатили все двадцать. Во загуляли! И мы сидели поддеревом, а через его не очень густую крону на нас падали тёплые солнечные лучи. Мы с аппетитом ели и пили, я ей рассказывал какие-то смешные истории. Она так красиво смеялась, и тогда её окликнул какой-то её знакомый. Откуда он взялся на нашу голову? Когда он её окликнул, я готов был кинуться на него и треснуть по башке.

Какое он имел право знать мою Лидушку?

Уже «мою», отметил я про себя. Ревность – плохое качество. Порождено чувством собственности. Моё – и никому больше не принадлежит. Больное самолюбие также отравляет жизнь, подсказывая порочную мысль: «Он что же, лучше меня?» Почему это на него обращают больше внимания? Подходят какие-то два мужика:

– Лида, как ты здесь? Где ты отдыхаешь?

Откуда они взялись? Почему стоят у нашего стола? Хорошо ещё, появились две их подружки и на меня уставились. Потом они все пошли на соседнюю террасу.

– Кто-то из бывших? – равнодушно спросил я.

– Да, один старый знакомый, – сказала Лидушка, поскучнев.

Мы прекрасно провели время среди этой журчащей красоты; выпили ещё бутылку. И еле дождались, когда таксист довезёт нас до Лидушкиного номера. А таксист не спешил. Он всё время рассматривал Лиду в зеркало. И мне казалось, что вот-вот он предложит мне цену за неё. В конце он сказал:

– Какой женщин, – совсем по-кавказски.

Наконец мы остались вдвоём в её номере. Вот уж праздник так праздник: Лидушка отдаётся так, что сравнить её не с кем.