За Москвой рекой. Перевернувшийся мир

Московские купцы и их собратья в Санкт-Петербурге, Одессе и других крупных городах империи сыграли бы тут ключевую роль. Возможно, они еще не были капиталистами в западном смысле слова, но это были люди серьезные как в своем бизнесе, так и в понимании своего гражданского долга. Они не были просто охотниками за богатством, спекулянтами, наживавшимися на разваливающемся государстве, подобно «олигархам», появившимся на сцене девятью десятилетиями позже, в ельцинскую эпоху. Они никогда не были многочисленными: ведущих купеческих семей насчитывалось не более ста. И явно чувствовали себя неуютно в обществе, где их простое происхождение и занятие коммерцией все еще вызывали презрение у двора и аристократии. Даже в разгар их влияния, при энергичном Рябушинском, они не слишком успешно проявляли себя в политике, где по-прежнему господствующую роль играли дворяне, петербургское чиновничество и все больше — левые партии. Однако тот факт, что Харитоненкам, Морозовым и Мамонтовым удалось подняться до утонченного процветания, знаменовал собой революцию в социальной и политической жизни России и начало превращения ее в буржуазное капиталистическое государство. Два поколения Харитоненко и им подобных в среде «народа» ярко демонстрируют способность России приспосабливаться к современному миру.

Павел умер в 1914 году и был похоронен в Щусевской церкви в Наталевке. Вера в течение нескольких лет продолжала вести дело, пока в 1917 году не произошла Октябрьская революция. И их дом на какое-то время оказался под перекрестным огнем, когда большевики пытались отбить Кремль у белогвардейцев. Тогда Вера благоразумно пожертвовала свои картины новым революционным властям, и Харитоненко уехали, поселившись кто в Париже, кто в Брюсселе, кто в Канаде. А особняк стал домом для гостей, где принимали приезжающих в страну друзей нового режима: Герберта Уэллса, Артура Рэнсома, Арманда Хаммера и Энвер-пашу, политического деятеля, который втянул Турцию в Первую мировую войну и умер при загадочных обстоятельствах в Центральной Азии, пытаясь поднять «пантюркистское» восстание против большевиков. После этого особняк использовался для размещения советских чиновников Министерства иностранных дел, из которых многие впоследствии были расстреляны во время «чисток».

Наконец, в 1931 году он стал резиденцией и служебным помещением английского посла, вернувшегося в Москву после кратковременного перерыва в отношениях, вызванного рейдом английской полиции в 1927 году на лондонское представительство советской торговой делегации «Аркос». Пока Советское правительство прочно держало страну под контролем, русские осмеливались посещать этот дом, лишь имея для этого неоспоримый официальный предлог. Однако, когда страна при Горбачеве стала открытой, русские, ранее как-то связанные с этим зданием, начали вновь проявлять интерес к нему: родственники самого Харитоненко, внучка Шехтеля, Литвиновы, жившие здесь еще детьми, когда их отец был заместителем наркома иностранных дел нового большевистского государства, а также представители муниципальных властей города Сумы. Они теперь собирались восстановить памятник Ивану Герасимовичу Харитоненко в городе, для которого он так много сделал.

В британском посольстве бытовало предание, согласно которому Харитоненко построил свой особняк на берегу реки, напротив Кремля, потому что, как старообрядец, он хотел постоянно видеть перед своими глазами святыню России. Основания этого предания, мягко говоря, довольно шатки. Старообрядцы считали царя, официальную церковь и все то, что было с ними связано, — включая, без сомнения, и сам Кремль, — символами Антихриста. Истинной причиной, по которой старый Иван Харитоненко выбрал это место, было то, что здесь удобно было хранить сахар. А церковь, старостой которой был его сын, была вполне православной.