За нами Москва

Мы вышли во двор, остановились у плетня. На крыльце соседнего дома появился комиссар дивизии Нельзин. Выскочил без шапки, в гимнастерке, с какими-то бумагами в руке. Крикнул кому-то, чтобы готовили коня.

- Комиссар, немец летит! - предупредил Баранов.

- А пусть летает, некогда мне, - рассеянно ответил Нельзин и снова скрылся в избе.

Немцы бросали мелкие бомбы с большой высоты. Рвались они в стороне, в центре села, на огородах.

- Виктор Кириллович, отойдите подальше, - сказал я Баранову, - негоже, если сразу двух генералов убьют.

- Ничего, пронесет, - ответил он. - Воронка тут на месте погреба осталась. Пойдемте в нее.

Едва успели мы добраться до воронки, раздался резкий нарастающий свист. Мы упали на землю. В ту же секунду гулко ухнули взрывы. Нас слегка подбросило. Сверху посыпались твердые комья.

Когда взрывы удалились, я поднялся, отряхивая испачканную бекешу. Посреди улицы дымились небольшие воронки. Изба, на пороге которой мы видели Нельзина, как-то осела, накренилась набок.

- Комиссара убило! - послышался чей-то крик. Мы бросились к дому. Навстречу два бойца несли

Нельзина. На одной ноге его не было сапога, брюки порваны, почернели от крови.

- Жив?! - воскликнул Баранов.

- Вроде бы жив, - на бледном лице Нельзина появилась улыбка. - Ногу вот зацепило. Кость раздробило, кажется.

- Сейчас же в медсандивизион! - распорядился я. - Как можно быстрее!

Комиссара увезли. Помрачневший Баранов тяжело вздыхал, удрученный потерей боевого соратника и друга.

- Вот вам наука на будущее. Впредь сразу же ройте на новом месте щели. И в дивизии, и в полках.

- Не успели. Земля твердая, - сокрушенно ответил Баранов.

А с передовой продолжали поступать доклады: сопротивление немцев не только не ослабевает, но усиливается. Местами противник переходит в контратаки.

Баранов спросил, не пора ли вводить в действие главные силы дивизии. Я ответил отрицательно: надо дождаться, когда обстановка станет более ясной.

На конях мы выехали из села, по узкой извилистой дороге пересекли лес. Неподалеку от опушки, в гуще ельника скрывались коноводы с лошадьми. Мы спешились. Впереди раздавалась частая стрельба. Гулко ухали орудия, звонко лопались взрывы.

С опушки видна была деревня, занятая немцами. Она стояла на возвышенности в центре большой поляны. Оттуда простреливалось все пространство вокруг. Деревня горела, подожженная снарядами.

К нам подбежал командир эскадрона, доложил, что немцы сильно укрепились в деревне: поставили минные поля и заграждения из колючей проволоки. Противник отбил уже две атаки. Сейчас начнется третья.

Наша артиллерия произвела по гитлеровцам огневой налет. Спешенные кавалеристы, поддержанные тремя танками, цепью приближались к крайним постройкам.

Немцы усилили стрельбу. Непрерывно строчили пулеметы.

Мы видели, как в цепи падают наши бойцы. Один танк подорвался на мине. Другой взял его на буксир, пытаясь вытянуть с поля боя. Третий медленно отходил к лесу, стреляя на ходу из пушки. Атака захлебнулась и на этот раз.

- Отставить, - сказал я Баранову. - Зря погубим людей.

- Наступать-то надо, - вздохнул он.

- Только ночью, и не в лоб, а обходя узлы обороны.

- Тут сплошь узлы.

- Надо нащупать слабые места и бить по ним.

- Придется искать, - согласился Баранов.

В Верхнее Шахлово я возвратился в сумерки.

Штаб корпуса, расположившийся в селе, установил проводную связь с дивизиями.

Полковник Грецов доложил то, что мне уже было известно. Стрелковым частям 49-й армии и нашим передовым отрядам за день почти не удалось продвинуться вперед. Действиями многочисленных разведывательных отрядов и конных разъездов установлено, что промежутков в боевых порядках противника нет. Не оказалось даже таких участков, которые оборонялись бы слабыми силами и где можно было бы прорваться с ходу. Начальник штаба высказал предположение, что перед нами по меньшей мере две дивизии немцев.

Трудно было ожидать, что малочисленные 5-я гвардейская и 60-я стрелковая дивизии смогут пробить оборону противника и открыть путь нашему корпусу. Посоветовавшись с Грецовым, я решил начать наступление главными силами обеих кавалерийских дивизий, придав им по танковой бригаде. Эти дивизии насчитывали по семь с половиной тысяч бойцов и командиров и представляли собой внушительную силу. Одновременно в наступление переходила и 415-я стрелковая дивизия. В ее первом эшелоне было два стрелковых полка и приданный батальон танков Т-26 из 112-й танковой дивизии.