За нами Москва

Мы ехали по тому пути, по которому отступали немцы. Повсюду видны были следы их поспешного бегства. Стояли артиллерийские орудия. Горками высились ящики со снарядами. Возле дороги - кладбище разбитых, сгоревших автомашин, танков и мотоциклов. Там и тут чернели присыпанные снегом трупы. Чем ближе к Мордвесу, тем больше брошенной техники.

Навстречу шли колонны пленных. Да, это были совсем не те немцы, с которыми мы воевали летом. Исчезла их наглость и самоуверенность. Послушно брели они в тыл, усталые, равнодушные ко всему, думающие только о спасении. Смешно и противно было смотреть на этих вояк, повязавшихся бабьими платками, обутых и одетых, наверно, столь же «живописно», как французы, убегавшие от Москвы в 1812 году. На одном гитлеровце - драный полушубок, на другом - красноармейская шинель без хлястика, на третьем - женское пальто, подпоясанное веревкой.

Я подозвал конвоира, спросил, из какой дивизии пленные.

- Из двадцать девятой, товарищ генерал! - весело и бойко ответил мне сержант. - Моторизованные мешочники.

Рослый, широкоплечий сержант сидел на гнедом коне, шутил без улыбки, а в глазах прыгали веселые чертики - того гляди засмеется. Одет он был легко и добротно. Валенки, стеганые штаны, на груди автомат. Сержант, кажется, не чувствовал холода: шапка была сдвинута на затылок.

- Давно воюете? - поинтересовался я.

- Давно, товарищ генерал, с Днепра начал. Сколько раз уж пленных видел, а такие вонючие фрицы еще не попадались. Пообморозились они, что ли? Гнилью от них несет. А вшей расплодили столько, что подойти боязно. Прямо поверху ползают.

- Это от грязи.

- Извиняюсь, товарищ генерал, по-моему, это с тоски у них. Давно уж известно: как затоскует солдат, так и вошь тут... А ведь это пока цветочки. Они у нас еще дурным голосом взвоют.

Я пожелал сержанту счастливого пути, и он поскакал вслед за ушедшей колонной.

Почти все деревни, через которые мы проезжали, были сожжены и разрушены. Над пепелищами высились закопченные трубы. Лишь кое-где ютились уцелевшие жители.

- Что делают, сволочи! - возмущался старший лейтенант Михайлов.

Наконец въехали в Мордвес. Гитлеровцы убегали отсюда настолько поспешно, что не успели сжечь поселок, разрушили только центр. Улицы были так забиты брошенной техникой, что мой вездеход с трудом пробирался вперед. Рядами стояли сотни тяжелых крытых грузовиков. Застыли без движения черные танки. На перекрестках - горы ящиков со снарядами, патронами, минами. Много было полевых и зенитных орудий, повозок, груженных всяким добром.

На стенах домов виднелись немецкие надписи: «Отходить в Хавки». Я посмотрел на карту. Ничего себе шарахнулись гитлеровцы! От Мордвеса до этой деревеньки чуть не тридцать километров на юг.

Мы поехали дальше, к Веневу. И здесь тракт и проселки запружены брошенной техникой. Трудно было определить, сколько тут пушек, грузовиков, танков.

Корреспондент П. Лидов, побывавший на нашем участке фронта, писал в «Правде» 13 декабря: «Все дороги, расположенные между Мордвесом и Сталиногорском, усеяны трупами немецких машин: автомобилей, вездеходов, мотоциклов, тягачей и пр. По предварительным подсчетам, какие возможны в условиях продолжающегося наступления, количество оставленных здесь немцами машин достигает 2000. Это значит, что если от 29-й мотопехотной дивизии что-нибудь и осталось, то моторизованной дивизией она быть бесспорно перестала».

Нам действительно некогда было заниматься подсчетами. Надо было как можно быстрее продвигаться вперед, чтобы не дать немцам передохнуть и закрепиться на новых рубежах. Ломая сопротивление арьергардов противника, мы один за другим освобождали населенные пункты и приближались к Веневу.

Мне хотелось побывать у командира 1-й гвардейской кавалерийской дивизии генерала Баранова, уточнить обстановку. Но сделать это оказалось не так-то просто. Штаб дивизии редко задерживался на месте, перемещался вслед за войсками из одной деревни в другую.

Несколько часов мой вездеход блуждал по проселкам. С юга доносился гул артиллерии. Небо в той стороне было багрово-красным. Там пылали пожары. Отступая, немцы жгли деревни.

Наконец нам удалось разыскать штаб дивизии. В селе не уцелело ни одной хаты. Штаб разместился в полуразрушенном покосившемся домике. Через проем вывороченной двери в коридор нанесло снегу. Окна тоже выбиты. Их завесили одеялами. Стужа в комнатах была ничуть не меньше, чем на улице.

Штабные командиры сидели в полушубках, в валенках, с трудом удерживая закоченевшими пальцами карандаши. То один, то другой командир вскакивал, бегал по комнате, размахивая руками, чтобы немного согреться. Хотел я поругать начальника штаба за нерегулярную отправку в корпус оперативных донесений, но не стал. Только предупредил, чтобы впредь донесения отправлял вовремя.

- А где Баранов? - спросил я.

- Товарищ генерал, командир дивизии не спал двое суток. Только что лег. Приказал разбудить через три часа.