За нами Москва. Записки офицера.

«...Мы сдали Волоколамск, но зато основательно потрепали четыре-пять полков противника. Он не достиг своей цели. Мы сорвали ему план, мы заставили его хотя временно, но отказаться от дальнейшего наступления. Теперь он не от хорошей жизни сидит в Волоколамске. Передайте это бойцам, а то они могут подумать, что мы без толку отступаем. Правда, мы отступаем тоже не от хорошей жизни, мы вынуждены отступать, но не без толку, а с толком. Немец остановился временно, он набирает силы, чтобы сделать еще один рывок и очутиться в Москве. Мы не позволим ему этого. Мы должны и впредь навязывать врагу затяжные бои, выигрывать время для подтягивания и сосредоточения наших резервов...»

Пощечина

К нам приехал начальник артиллерии дивизии подполковник Виталий Иванович Марков. Видно, он еще переживал гибель своего боевого друга и соратника — Ивана Васильевича Панфилова, нашего комдива. С коня медленно слез сгорбленный сорокалетний старик. Я очень удивился: никогда не думалось встретить Маркова таким! Этот моложавый, невысокого роста блондин раньше всегда производил на меня впечатление волевого, мужественного человека, офицера высокой культуры, большого природного такта и воинской этики — он умел с достоинством и подчиняться, и командовать.

От Маркова я ни разу не слышал ни грубого слова, ни окрика. Строгий, ровный и прилежный, он все делал по-человечески разумно и по-военному точно и правильно. Он не рисовался, никогда не злоупотреблял своей властью. Словом, это был достойный помощник Ивана Васильевича, а для нас — заслуженно уважаемый товарищ.

— Знаете, — с грустью сказал он мне, — нам приказано оставить занимаемые позиции и отойти на следующий рубеж. И приказано сжигать все на пути нашего отступления...

— А если не сжигать? — вырвалось у меня.

— Приказано. Мы с вами солдаты.

— Есть, приказано сжигать все! — машинально повторил я.

Ночью запылали дома: старые, построенные еще дедами, почерневшие от времени, и совсем новые, срубленные недавно, еще отдающие запахом смолы. Снег таял от пожаров. Люди, что не успели своевременно эвакуироваться, протестовали, метались по улицам, тащили свои пожитки.

К нам подошла пожилая русская женщина, еще сохранившая былую красоту и стройность; пуховая шаль висела на ее левом плече, голова с серебристо-гладкой прической была обнажена. Губы женщины сжаты грудь вздымалась от частого и тяжелого дыхания. Она не суетилась, нет — она была как комок возмущения И что возмущение пожилой красивой и стройной женщины было страшно.

— Что вы делаете? — строго спросила она Маркова.

— Война, мамаша, отечественная, — ляпнул я.

— А наши дома, по-твоему, не отечественные? Какой дурак назначил тебя командиром? — крикнула она и со всего размаха ударила меня по лицу. Я пошатнулся. Марков отвел меня в сторону...

Деревня горела. Мы уходили, озаренные пламенем пожара. Рядом со мной шел Марков. Мы долго молчали. Меня душила обида: меня бабушка не била, отец не бил, а тут...

Я взглянул на Маркова — он показался совсем маленьким. С опущенной головой, он, видимо, все еще искал ответа на свое горе.

Самое страшное горе то, которое молчит. Марков все время молчал. Позади нас слышался мерный звук приглушенных шагов. Батальон шел. Батальон молчал.

— Нет! — вдруг поднял голову Марков. — Она тебя правильно побила.

— Она должна была бить вас, товарищ подполковник, а не меня. Вы приказали...

— Ну, не пори горячку. Извини меня, если можешь. Больше этого не будет... Сам начальству доложу! — решительно сказал Марков.

Гибель генерала

Мы отступали. Днем воевали, ночью уходили от рубежа к рубежу.

Шли боевые дни, шли боевые ночи. Теперь ясно, что подчас враг преувеличивал наши способности к сопротивлению, а мы переоценивали его пробивную силу. В тактических звеньях иногда царила сплошная путаница в оценках действительной обстановки. По данным некоторых штабов, за день боев нами уничтожалось много сотен солдат и офицеров врага, а он на следующий день все равно наступал. Немецкие штабы тоже докладывали своему командованию о полном разгроме «таких-то полков и дивизий красных», а эти «разгромленные» полки и дивизии продолжали обороняться с такой силой, что немцы приходили в смятение.

Хочу привести пример из моей практики.

Фронт стабилизировался. Обе стороны перешли к обороне. Я командовал тогда уже дивизией. По точным данным разведки, перед одним из полков нашей дивизии стоял потрепанный предыдущими боями полк, насчитывавший в строю не более 1000 — 1200 человек. Конечно, и наш полк тоже далеко не дотягивал до полного штатного состава... Как обычно, командир каждого полка ежедневно подписывал боевое донесение, в котором указывалось количество уничтоженных солдат и офицеров врага. Штаб дивизии обобщал эти данные из полков и, в свою очередь, писал донесения в штаб корпуса. И вот как-то я поинтересовался боевыми донесениями полков за десять дней. Когда подсчитал количество уничтоженных вражеских солдат, у меня от удивления глаза полезли на лоб.