Читаем За нами Москва. Записки офицера. полностью

— Два танка... Один подбили, а другой укрылся в лесу.

— Пополнение вливается в ваш батальон. Народ в основном неплохой. Распределите по ротам. Краева оставьте как боевое охранение, а здесь организуйте круговую оборону. Вату обязательно использовать в окопах.

В 23.00 нашелся штаб. В 24.00 вернулся комиссар из штаба дивизии. Телефонная связь была восстановлена. Распоряжения получены. Подполковник Курганов снова взялся поддерживать нас двумя артиллерийскими дивизионами. Люди разошлись по своим боевым местам.

Бой за Соколово

Соколово — большая деревня на высоком берегу маленькой речушки. Здесь проходит большак. Высота, за которой расположена деревня, как бы вклинивается полуостровком в лесной массив.

Курганов — лихой командир батареи в гражданскую войну, а ныне командир артиллерийского полка, не мог сидеть в штабе. Его можно было встретить на наблюдательных пунктах дивизионов, батарей, огневых позициях или скачущего на своем вороном коне из одного дивизиона в другой. Самому убедиться. Живое руководство.

Курганов пожаловал к нам на НП, когда начало светать. Кратко знакомя нас с общей обстановкой, он сказал:

— Немец не обойдет Соколово. Кругом — леса. Он пойдет прямо и ударит мощным кулаком.

— Где он занимает исходные позиции, это нам почти известно, — сказал Логвиненко и показал карту. — Вот данные нашей разведки.

— Что вы решили?

— Будем ждать, что он решит.

— Не ждать, а бить надо, коль точно известны его позиции.

— Чем бить-то? У нас немногим больше ста снарядов. Бережем к началу атаки, — сказал я.

— Контратаковать с одними винтовками рискованно, — вставил и комиссар. — Позицию оголим.

— Мм-да, — пробурчал Курганов, — вы, пожалуй, правы, товарищи. Но видеть, как противник перед самым носом скапливается, и сидеть сложа руки — как-то не-складно получается.

— Что мы, кулаком его бить будем?

— Вы, комиссар, не горячитесь, — прервал Курганов. — Давайте доложим, может быть, начальство поможет.

К телефону подошел начальник штаба нашей дивизии, старый кадровый полковник Серебряков. Я кратко доложил ему обстановку.

— Значит, по всем признакам, противник занимает исходное положение для наступления? — с тревогой спросил полковник.

— Думаю, что ночь он использовал на перегруппировку, а теперь ее заканчивает.

— Когда ожидается атака?

— С часу на час.

— Что решили предпринять?

— Все на своих местах. Ждем, когда он начнет... С вами Георгий Федорович хочет поговорить.

— Алло, Иван Иванович, — начал Курганов, когда я передал ему трубку. — Из резерва Маркова срочно подбросить бы пару сотен огурцов... Да. Да у него есть, я же знаю... Недалеко от вас. Мы тогда кое-что предприняли бы здесь... Разумеется, так и думаем... Если быстро подбросят, то упредим его... Есть. Каждая минута дорога, Иван Иванович! Только на машинах...

— Ну, командир и комиссар, — повеселев, обратился к нам Курганов, — просьбу уважили. Давайте теперь решать. Сто пятьдесят на позициях, двести подбросят. Сотни полторы, по-моему, можно будет бросить на голову фашистов.

— Вы предлагаете провести контрподготовку?

— Да.

— Сто пятьдесят снарядов маловато, товарищ подполковник.

— Знаю, знаю, дорогой, что маловато, но больше не могу. На поддержку боя остается столько же, а на самооборону всего полсотни, от силы — сотня.

Мы согласились с предложением подполковника. Вместе наметили участки огня, и Курганов приказал всем своим артиллерийским наблюдателям выдвинуться вперед, а батареям быть в готовности. Демидович пошел проверить связь и организовать дополнительную сеть связи с артиллеристами.

— Ну, тут вы сами уточняйте, — сказал Логвиненко, вставая из-за стола. — Я пойду, как там народ...

— Как бы противник нас не упредил. Ведь уже рассветает, — Курганов с тревогой посмотрел на часы.

Лихорадочная работа на узле связи. Разговор то со штабом дивизии, то с огневыми позициями, то с наблюдательными пунктами. Напряженное ожидание... Потом одиночные артиллерийские выстрелы — наши проводят пристрелку. Потом беглый огонь — пристрелка заканчивается. И наконец — мощные огневые налеты дивизионными залпами.

Краев на проводе.

— Здорово получается, товарищ комбат, — докладывает он радостно. — Извините, товарищ комполка, это я по старой привычке. — В трубке слышно, как он тихо смеется.

Я вижу в бинокль: за нашим передним краем в утренней мгле вспыхивает зарево, потом доносится глухой грохот гигантского барабана. Еще залп и затем — тишина.

— Эх, еще поддал бы, но... — Курганов встает, отряхивает снег с шинели.

— Если часа на два удалось оттянуть их атаку, значит, ваша работа не пропала даром, товарищ подполковник.

— Да ведь враг тоже не спит, — возразил Курганов, — наши огневые наверняка засек. Надо немедленно сменить позиции.

Курганов уехал. А мы ждем.

Десять... Десять утра. Противник молчит. Неужели он сменил направление удара?

— Наш налет был не так уж ощутительный. Чего бы ему так долго рокироваться. Видно, что-то уточняет, — говорит Логвиненко.

— Я вижу, вы заждались, Петр Васильевич?

— Боюсь, как бы он не обошел сторонкой. А мы здесь сидим и ждем.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары