За нами – Россия!

Староста посидел, глядя на всполохи за окном. Покачал головой, вздохнув и порадовавшись что жена, Клава, умерла, так и не увидев последнего из ребятишек – мертвым. То-то сейчас бы убивалась. Правая рука, на которой не хватало двух пальцев, нежно провела по волосам сына, по лицу, навечно и ненадолго запоминая его. Крепкий старик встал, расправив плечи, и пошел в чулан, где была лестница на чердак.

Немцы, конечно, шли верно. След от партизанской «летучки» привел их в нужное место. Несколько парней, сбежавших из концентрационного лагеря под Сызранью прошлым летом, отбились от основного отряда и были здесь, в Прохоровке. Еще вчера были. Уйдя незадолго до прихода карателей. Иван Николаевич, слушая крики умирающей деревни, очень надеялся, что те ребята доберутся до своих. И заплатят, сполна заплатят за тех, кто приютил их ненадолго, расплатившись за жизни пятерых сотней. Хотя он и сам сейчас сможет немного поквитаться.

Пули МГ-42, спрятанного на чердаке, у самого оконца под крышей, легли кучно. Продырявили тонкую жесть зимних «русских» вездеходных «даймлеров» отделения пехоты, приданной подразделению штурмбаннфюрера Зейдлица. Сам он, мгновенно оценивший ситуацию, залег за корпусом «порше». Пулеметчик, засевший на чердаке дома, стоявшего ближе к концу улицы, бил точно и умело. Два водителя и один солдат, сидевшие в машинах, погибли сразу. Еще пятерых бывший староста срезал у соседского дома. Больше ему не дали, подкравшись со двора и закидав гранатами.

Последнее, что привиделось Ивану Николаевичу перед смертью, был довольный детский смех, ладонь Семена, еще маленькая и очень мягкая в его руке и сладкий земляничный запах Клавы, которую он приобнял свободной рукой.

Деревенский пьяница Митрич, спрятавшийся в солому большого амбара на окраине села, быстро понял, что ошибся. Не понять это было очень сложно.

Разъяренные сопротивлением каратели пинками, прикладами и толчками загоняли оставшихся жителей внутрь большого деревянного строения. В нем, специально выстроенном на отшибе, зимой хранили общие запасы соломы. Понять, что будет дальше, Митрич смог быстро. И жалел он только про одну свою ошибку. Про то, что продолжил пить, когда началась война. Про то, что специально подставил руку под диск на пилораме, где работал. Про то, что испугался пойти против этих чудовищ, что сейчас подпалили сарай сразу с четырех сторон из огнеметов, надежно привалив ворота. Про то, что не ушел, когда мог, к партизанам. Про то, что не забрал на тот свет ни одного немца. А потом было поздно сожалеть о чем-либо. Жар, удушливый дым и крики тех, кто не погиб сразу. Снопы красных искр, поднимающихся к стрехе, собственная безумная боль и темнота.

– Ненавижу… – Куминов с силой сжал челюсти. Зубы скрипнули, плотно прижатые друг к другу. – Ненавижу скотов… За что, скажи, Леха, как так можно?!

– Не знаю. – Воронков хрустнул костяшками пальцев. Застыл на мгновение и повернулся назад. Здесь им делать было нечего, надо было двигаться дальше. Но тут сержант замер, вслушиваясь. Куминов, услышавший звук раньше, вгляделся во все более светлеющее утро. Звук был от двигателя мотоцикла, немецкого армейского мотоцикла. Спутать его он ни с чем не мог, слишком привычный и знакомый рокот.

Чуть позже пятно от фары запрыгало по улицам сожженной деревни. Разведчики переглянулись.

Глава 9

«Все упражнения, все тренировки должны работать на одну цель: убедить, что ты сильнее собственного страха. Возможности человека беспредельны, если он победит страх».

(«Подготовка личного состава войсковых РДГ согласно требованиям БУ-49», изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д., Тарас Ф. С.)

Что заставило вернуться назад трех немцев на «цюндапе» с люлькой? Отстали от своих или разминулись, когда каратели возвращались на базу? Или командир отряда решил удостовериться в отсутствии партизан, спрятавшихся и пересидевших уничтожение деревни в тайниках? Непонятно…

Куминов, распластавшись над уничтоженной деревней, всматривался в три фигуры внизу. Немцы, в светлых шинелях и с белыми чехлами на касках и ранцах, были хорошо видны. Что бы их сюда ни привело, но сейчас они настороженно бродили по улицам. Что-то подсвечивали фонариками, закрепленными под стволами. Утро накатывало все сильнее, но рассвет еще не мог помочь воспользоваться биноклем. Хотя Куминову больше всего сейчас хотелось не рассматривать немцев в оптику. Руки у капитана чесались от желания незаметно спуститься вниз и отплатить хотя бы этим. Ай, как хотелось Куминову сейчас вниз, ай как хотелось.

Сзади тихо хрустнуло, и рядом с ним оказался Хрусталев. Прищурился, вглядываясь в ту же сторону. Еле слышно выматерился сквозь зубы, поняв то, что произошло внизу. Куминов посмотрел на него, встретившись с побелевшим от бешеной злобы взглядом старлея.