За нашу и вашу свободу. Повесть о Ярославе Домбровском

В Варшаве, на площади Победы, горит неугасимый огонь над могилой Неизвестного солдата. Вокруг стоят урны с землей, которая принесена с полей боев, где сражались, погибали и побеждали польские солдаты и революционеры. Там есть земля Африки из Тобрука, земля Норвегии из Нарвика, земля Италии из Монте-Кассино, земля Голландии из Арнема, земля России из Ленино, земля Испании из Гвадалахары. И есть польская земля из Пущи Кампиносской. Это небольшой лесок под Варшавой. В 1944 году в нем собирались польские патриоты, восставшие против фашистской оккупации. В 1863 году в нем собирались польские революционеры, восставшие против царского самодержавия.

Для меня несомненно, что Домбровский, сражаясь за Парижскую коммуну 1871 года, тем самым сражался за социалистическую Польшу 1945 года.

Для меня несомненно, что если польские строители сдают сейчас трудящимся ежедневно пятьсот жилых домов, а каждые три дня — по два новых промышленных объекта, то в этом есть и доля заслуги Ярослава Домбровского.

Домбровский отлично понимал, что освобождение Польши связано с победой революции в России. Он рассчитывал на серьезную помощь со стороны русских революционеров, и он не ошибся в своих расчетах. Когда я знакомился с материалами о польском восстании 1863–1864 годов, я не мог без волнения читать о самоотверженной помощи русских людей польским революционерам. Я хочу привести здесь только несколько примеров. Они разительны.

Штабс-капитан царской пограничной службы Бескишкин возглавил польский повстанческий отряд, действовавший под Опочном. О подвигах его рассказывали легенды. Очевидно, они были очень живучи. Известный польский писатель Стефан Жеромский писал в 1923 году:

«В ранней молодости, сидя на скамье в русской школе, я писал длинную поэму под названием „Бескишкин“, родившуюся из услышанных в детстве сказаний, рассказов простых людей и тайных повествований, бродивших в наших келецких лесах. Рифмованными стихами я описывал подвиги русского офицера, который примкнул к нашему восстанию, был пленен во время сражения и повешен…»

В Варшаве сейчас существует польско-советский институт. Сотрудники его собирали материалы о восстании 1863 года. Именно в этом Келецком воеводстве и соседнем с ним Варшавском удалось обнаружить имена сотен русских солдат и офицеров, осужденных царскими судами за участие в восстании. Кроме известного революционера Андрея Потебни (он выведен в моей повести), всплыло имя Трусова. В отличие от Потебни, он избежал гибели, скрылся за границу, стал секретарем русской секции I Интернационала. И еще множество русских имен — Краснопевцев, Богданов, Балахов, Левкин, Подхалюзин, Никифоров, Куприенко, Лашевич, Жуков…

Вот свидетельство участника восстания Казимира Зенкевича об унтер-офицере 28-го Полоцкого пехотного полка Якове Левкине; он командовал под кличкой «поручик казак Леткин» повстанческой ротой, состоявшей почти целиком из русских солдат:

«…Все командиры польских отрядов, где служил Левкин, ценили его чрезвычайно…»

Надежда Константиновна Крупская пишет в воспоминаниях о своем отце поручике Константине Крупском:

«Отец примкнул к тогдашней революционной организации офицерства, помогал побегам поляков, отводил свою роту в сторону, за что его чуть не пристрелил унтер…»

Связь России и Польши звучит глубоко современно в свете братской дружбы наших двух социалистических стран. Так же как и образ самого Ярослава Домбровского. Я не сомневаюсь, что, если бы его жизнь не была прервана так рано и он жил бы столь же долго, как другой генерал Коммуны и его друг — Валерий Врублевский (также один из персонажей моей повести), которому удалось ускользнуть от версальских мясоедов, — Домбровский, я уверен, стал бы марксистом. И в этом смысле его теоретическим семинаром было личное общение с передовыми русскими людьми того времени. А практическим стажем — его борьба в рядах парижских коммунаров.

Пользуясь своим пребыванием в Париже, я получил возможность прибавить к накопленным материалам о Домбровском и личное впечатление от мест, связанных с Парижской коммуной.