Своим человеком в доме Домбровских был и Валентин. Он тоже приходил к ним иногда прямо с работы. В последнее время он покинул слесарную мастерскую и поступил на механический завод Гуэна. Валентин помогал Пеле по хозяйству, а Ярославу — в его литературных занятиях, доставал нужные ему книги, делал выписки в библиотеках из трудов по военному делу.
В одну из суббот, когда по вечерам у Домбровских собирались друзья, Валентин пришел не один. С ним был высокий бледный юноша с мечтательными глазами и упрямым подбородком. Это был товарищ Валентина по заводу, поляк с Волыни Антон Березовский. Кроткий, застенчивый, он всем понравился. Ему не было двадцати лет, но биография его, как и многих поляков, была трагична. Шестнадцатилетним мальчиком он вместе с братом принимал участие в восстании. Брат повешен. Отца, старого учителя музыки, погнали в Сибирь на каторгу. Сестра пропала без вести. Антону удалось бежать за границу.
— Ярек, с Антоном нехорошо, — сказал как-то Валентин.
— А что такое? — нахмурился Домбровский.
— Он потерянное дитя, понимаешь? Он ничем не интересуется. Отработает день на заводе, придет домой, завалится на кровать, глаза в потолок и думает, думает… Ой, плохо это кончится!
При первом же свидании Домбровский спросил Березовского:
— Антек, что ты делаешь для великой цели?
Антоний не понял:
— Для какой цели, пан Домбровский?
— У нас у всех одна цель: освобождение Польши.
Юноша покраснел:
— Я готовлю себя…
— Как? Учишься? Читаешь? Постигаешь военное дело?
Антоний молча теребил бахромку скатерти.
— Польше нужны, — продолжал Домбровский, — образованные люди и хорошие солдаты.
— А я хочу мстить! — пылко воскликнул юноша.
— Хорошо, — согласился Домбровский. — Но это слишком туманно. Задача наша не в личной мести. Надо мыслить государственно. Вот что, Антек. Думаю, что из тебя выйдет недурной агитатор. Теофиль даст тебе русский паспорт, ты отправишься на Волынь агитировать хлопов. У нас в Париже есть курсы политических агитаторов. Ты там подучишься и…
— Пан Домбровский, — перебил его Антоний, — а с этим паспортом я смогу проехать в Петербург?
— Зачем? — удивился Ярослав.
Юноша снова зарделся и промолчал.
— Ах вот о чем ты мечтаешь — пофланировать в Петербурге, — сказал насмешливо Домбровский.
— Я не мечтаю! Я готовлюсь! — вскричал Антоний.
— Готовишься, лежа на кровати, — язвительно заметил Ярослав.
— Я внутренне готовлюсь! — упрямо повторил Березовский.
— Иезус Мария! — вскричал Домбровский. — К чему ты готовишься?
Антоний ответил тихим и даже нежным голосом, как бы поверяя Ярославу интимнейшую тайну сердца:
— Я, пан Домбровский, хочу избавить свет от императора Александра II, а самого императора — от угрызений совести, которые не должны давать ему покоя. Я должен это сделать один, чтоб никого не подводить под виселицу.
Как ни волнующе серьезно было признание Антония, Домбровский не мог удержаться от улыбки — такими мальчишески наивными показались ему его слова. Он встал, ему пора было на работу. На прощание он дружески обнял Березовского за плечи и сказал при этом:
— Слушай, Антек, ты это брось. А лучше подумай о моем предложении. Мы с тобой еще поговорим.
В дверях Домбровский столкнулся с входящим Врублевским.
— Очень кстати пришел, Валерий, — сказал Ярослав. — Поговори с молодым человеком. О, какой ты сегодня шикарный! Посмотри, Пеля.
Врублевский недавно переменил «профессию» фонарщика на работу печатника в одной из парижских типографий. Он стал лучше зарабатывать, приоделся.
— Сегодня отдал себя в руки парикмахеру, — сказал Врублевский несколько смущенно.
— Валерий, ты прямо красавец! — воскликнула Пеля.
— Я бы даже сказал не красавец, а красотка, — смеялся Домбровский, все еще стоя в дверях.
— Не обижайся, Валерий, — прибавил он. — Действительно, в твоей античной красоте, несмотря на гвардейский рост и борцовскую фигуру, есть что-то женственное.
— Ох, друзья, — вздохнул Врублевский, садясь, — из-за этой женственности я чуть не пропал.
— Знаю, слышал, — сказал Домбровский, озабоченно глянув на часы. — А они не знают. Вот им ты и расскажи. Опаздываю. Бегу.
— Погоди, Ярослав, — сказал Врублевский, — а о чем я должен поговорить с Антонием?
— О том, что важнее для достижения великой цели: воздушные мечтания или реальные дела, — сказал Домбровский и ушел.
Врублевский повернулся к Березовскому.
— Насколько я понимаю, Антек, — сказал он, — у тебя возник конфликт между действительностью и воображением? Так? Расскажи, в чем дело.
Прежде чем Антоний раскрыл рот, вмешалась Пеля:
— Но раньше всего расскажи ты, Валерий.
— О чем? — недоумевающе спросил Врублевский.
— О том, как ты чуть не пропал из-за своей женственности. Я чувствую, что это интересный рассказ.