За нашу и вашу свободу: Повесть о Ярославе Домбровском

Тело Домбровского принесли в ратушу. Она превратилась в госпиталь и в морг. Всюду раненые и трупы. Даже на парадной мраморной лестнице. Париж горит. Через широкие окна зарева пожаров бросают кровавые трепещущие блики на окровавленные тела, на стены, обтянутые шелком.

В голубой комнате, некогда кабинете парижского префекта, лежит тело генерала Ярослава Домбровского. У изголовья — свечи. Смерть вернула чертам его лица свойственное им спокойствие. Оно бледно, это тонкое лицо с белокурыми мушкетерскими усами и бородкой. Теофиль и Валентин, опустив головы, сидят у стены. Рожаловский, положив на колени альбом, набрасывает портрет своего генерала.

Хоронили ночью на кладбище Пер-Лашез. По дороге на площади Бастилии бойцы, стоявшие у баррикад, остановили траурную процессию. Они подняли открытый гроб с телом Домбровского и перенесли его к Июльской колонне. Здесь они вынули из гроба тело, обернутое в красное знамя, и положили его у подножия колонны. Люди хотели попрощаться со своим генералом. С факелами в руках гвардейцы окружили гроб. Один за другим подходили они к нему, склонялись и целовали холодный лоб героя. Барабанщики непрерывно выбивали дробь. Потом наступила минута молчания. Несколько сот человек стояли с обнаженными головами. Слышны были только орудийная канонада, залпы и беспорядочная стрельба, доносившиеся со всех концов огромного города.

На ступени памятника поднялся Верморель. Он плакал, этот долговязый, неловкий, длинноволосый человек, которого Домбровский любил за чистое сердце и отвагу революционера. Он поднял руку. Он никогда не был хорошим оратором, речь его обычно бывала сбивчива, туманна. Но сейчас героическая гибель Домбровского, гибель самой Коммуны воспламенили эту высокую душу, внушили ему вдохновенные слова:

— Вот лежит тот, кому кто-то не доверял. А он один из первых отдал свою жизнь за Коммуну. А что делаем мы вместо того, чтобы подражать ему? Отступаем, трусим, впадаем в панику! Ярослав Домбровский жизнью своей и смертью своей показал нам, каким должен быть настоящий борец за свободу народа. Он поляк, но Франция усыновила его. Между пролетариями всех стран нет границ! Он более француз, чем эти версальские чудовища Тьер и Мак-Магон! Настанет день, и заря свободы загорится над обеими родинами Ярослава Домбровского — над Польшей, которая его родила, и над Францией, которая его полюбила. Поклянемся же, граждане Парижа, над телом нашего героя, что мы будем драться до победы или умрем на этих баррикадах!

Верморель говорил еще что-то, но слова его заглушили пушки, грохотавшие рядом. В промежутках между выстрелами слышны были возгласы гвардейцев, окруживших тело своего генерала: «Победа или смерть!»

Потом Ярослав Домбровский, поднятый вверх, поплыл над головами, над площадью Бастилии, над сражающимся Парижем среди пламени факелов, орудийных вспышек и неумолкавших криков:

— Победа или смерть!..

В ту же ночь двое путников выходили из Парижа на северо-запад. Они держались в стороне от дорог и шли по полям, оставшимся этой весной невозделанными.

Обогнув местечко Коломб, они перешли по мосту Сену и молча, часто озираясь, пошли по спящим улицам Аржантейля.

— О чем ты думаешь, мальчуган? — прошептал старший из них.

— Ах, Валентин, я все еще сомневаюсь, надо ли было нам уходить из Парижа.

— Нас ждут Россия и Польша, — сурово сказал Валентин. — А кроме того, мы должны все рассказать Пеле.

— Но вот же Врублевский остался!

— Врублевский — генерал. Это как капитан на корабле: он уходит с гибнущего судна последним.

— Так, наверно, рассуждал и Ярослав, правда?

— Да, мальчуган. Это и есть основная добродетель революционера: верность. Верность революции, верность народу, верность себе…