За небесной рекой

Когда Летиция проходила мимо мисс Дарси, та, всегда чопорная и строгая, крепко пожала ей руку. И в первый раз Летиция почувствовала, что мисс Дарси относится к ней как к равной.

Пока длилось торжество, Летиция оставалась на сцене, рассматривая старую деревянную дверь, занавесы, противовесы, колосники, подвесные леса для осветителей.

И вдруг она почувствовала, что тот давний сон, так поразивший ее, становится явью. Вот оно, то самое, ни с чем не сравнимое чувство - любовь не к домашним и не к самой себе. Любовь ко всем сразу.

К своим братьям.

К сестрам.

К семье.

Пер. - О.Черепанов.

На пути в никуда

Длинный черный «Мерседес», урча мотором, выехал из тумана, что плотно окутал дорогу, ведущую на юг от Дижона. Влажные капельки на лобовом стекле машины незаметно срастались в ручейки. Хорст фон Ранке подвинул вализу в сторону и вперился взглядом в расстеленную на коленях карту, его очки съехали на кончик носа. Обер-лейтенант Waffen-SS Альберт Фишер спокойно вел автомобиль. – Тридцать пять километров, – пробормотал фон Ранке себе под нос. – Не больше.

– Мы все-таки заблудились, – ответил Фишер. – Мы уже проехали тридцать шесть.

– Нет, не думаю, вряд ли столько. Мы должны приехать с минуты на минуту.

Фишер согласно кивнул и в задумчивости покачал головой. Его лицо с высокими скулами, длинным тонким носом на редкость изящно гармонировало с черной формой и серебряными черепами на высоком жестком воротнике-стоечке. На фон Ранке был серый в полоску костюм – вообще-то он служил помощником министра в Министерстве пропаганды, но сегодня ему пришлось исполнять роль курьера. Фишер и фон Ранке вполне могли быть братьями – однако один родился и вырос в Чехословакии, а второй в Руре, сын шахтера и сын пивовара. Они встретились в Париже два года назад и крепко подружились.

– Погоди, – сказал фон Ранке, подавшись вперёд и вглядываясь сквозь капли тумана на стекле. – Ну-ка, останови.

Фишер нажал на тормоз и глянул туда, куда указывал фон Ранке. У обочины дороги, полускрытая зарослями кустарника и почти невидимая за туманом, стояла хижина: низкий дом с грязно-серыми стенами и крышей, крытой соломой.

– Похоже, пустая, – сказал фон Ранке.

– Нет, там кто-то есть, смотри, идёт дым, – ответил Фишер. – Может кто-нибудь из обитателей скажет нам, наконец, где мы находимся.

Они вышли из машины и направились к дому по глинистой тропинке, забросанной мокрой соломой; фон Ранке шёл впереди. Вблизи хижина выглядела еще более запущенной. Из дырки в кровле в небо поднимался серо-бурый дым. Фишер сделал другу знак «будь осторожнее» и они аккуратно подошли к строению. Над грубо сработанной дверью были коряво начертаны буквы какого-то неведомого им обоим алфавита – а, между тем, на двоих приятели знали девять языков. – Может это ромы? – нахмурившись, спросил фон Ранке. – Выглядит как-то знакомо – ромы-славяне?

– Цыгане? Да нет, они в таких домах не живут, да и потом, я полагал, что с ними уже давным-давно разобрались.

– И всё-таки, очень похоже, – сказал фон Ранке. – Ладно, я думаю, что хоть как-то, но мы сможем объясниться, путь даже и по-французски.

Он постучал в дверь. Выждав долгую паузу, он постучал ещё раз, и уже был готов забарабанить в неё, как дверь приоткрылась. Невообразимого возраста старуха, с длинным носом цвета старого дерева, уставилась на них единственным глазом. Второй был затянут ввалившейся плотью. Ладонь, державшаяся за ручку двери, была чудовищно грязной, а ногти – длинными и чёрными.

– Добрый вечер, – произнесла она на безупречном, пожалуй, даже элегантном немецком. – Чем я могу вам помочь?

– Мы хотим знать, ведет ли эта дорога в Доль? – ответил фон Ранке, едва сдерживая отвращение.

– Тогда вы спрашиваете не того проводника, – ответила старуха. Её рука убралась и дверь начала закрываться. Фишер пнул ногой дверь – та распахнулась и закачалась на изношенных кожаных петлях.

– Я не наблюдаю должного уважения, – угрожающе сказал он. – Что значит «не того проводника»? Что ты вообще за проводник?

– О, какой сильный,  – протянула старуха. Она сложила руки на своей высохшей груди и отступила назад, в полумрак комнаты. На ней было какое-то блёклое, Бог знает, какое древнее, бесцветное тряпье. Вязаные рукава доходили до самых пальцев.

– Отвечай! – приказал Фишер, делая шаг вперед, несмотря на сильный запах мочи и гниения, стоявший в хижине.

– Карты, ведомые мне – не для этой земли, – пропела она, остановившись у пустого и остывшего очага.

– Да она чокнутая, – сказал фон Ранке. – Пусть с ней местные власти разбираются. Пошли отсюда. – Но Фишер уже закусил удила. Такое сочетание полнейшей грязи, чудовищного беспорядка и бесстыдства в обращении вызвало гнев его педантичной натуры.

– Какие карты ты умеешь читать, ты, безумная страуха? – потребовал он.

– Карты времени, – ответила она. Старуха опустила руки и склонила голову, как бы смиренно подчеркивая, что гордости за своё умение не испытывает.

– Ну, тогда скажи мне, где мы находимся? – фыркнул Фишер.