Читаем За несколько лет до катастрофы полностью

К сожалению, богатейший фотоархив, связанный с пребыванием Софьи Ивановны при дворе, не сохранился: он – в числе многих писем и документов – был уничтожен семьей в начале 1930-х годов в ожидании грозившего обыска.

Текст приведен в соответствие с нормами современной орфографии.

Воспоминания

На 75-м году моей жизни захотелось мне восстановить в памяти некоторые эпизоды моего пребывания при дворе императора Николая II, где с января 1907 по июнь 1912 года я занимала должность воспитательницы его четырех дочерей, Ольги, Татьяны, Марии и Анастасии.

В бытность мою во дворце я не вела ни дневников, ни каких-либо других записей. Поэтому сейчас я могу воспроизвести лишь немногие события, которым мне довелось быть свидетельницей.

Будучи фрейлиной императрицы Александры Федоровны, я получила уведомление, что назначаюсь на дежурство в Петергоф. Сюда я прибыла в субботу 28 июля 1906 года. Мне и моей горничной отвели две комнаты во Фрейлинском доме. В это время фрейлинами при императрице были княжна Елизавета Николаевна Оболенская, княжна София Ивановна Орбелиани и Александра Александровна Оленина, а обер-гофмейстериной светлейшая княжна Мария Михайловна Голицына. Но фактически при императрице были две фрейлины, Оболенская и Оленина, так как Орбелиани страдала болезнью спинного мозга и её возили в кресле.

На другой день, в воскресенье, я была приглашена к обедне в маленькую церковь в Александрии. После обедни на площадке Фермерского дворца был сервирован завтрак. В первые дни моего пребывания в Петергофе меня настолько редко вызывали к императрице, что я даже недоумевала, какова цель моего приезда. Но недели через полторы я стала сопровождать императрицу в автомобиле в Царское Село, где находились открытые ею лазареты и инвалидные дома. Вообще же это первое пребывание при дворе сохранилось в моей памяти очень туманно. Самым выдающимся событием этого времени было заключение Портсмутского договора, по случаю чего в церкви Петергофского дворца был отслужен торжественный молебен, который, однако, на всех присутствующих произвел очень тяжелое впечатление [1].

Заняты мы были также прибытием малолетнего персидского шаха с его свитой. Помню, что перед обедом, данным в его честь, гофмейстер граф Бенкендорф обратился к нам, фрейлинам, с просьбой быть очень любезными с нашими кавалерами – персами. Я изо всех сил старалась добросовестно исполнять возложенное на меня поручение и была крайне озадачена, когда мой угрюмый сосед заявил мне: «Quand je mange, n'aime pas parler»" [2].

В конце августа моё дежурство окончилось. При прощании императрица подарила мне хорошенькую брошку – гиацинт с бриллиантиками. После этого меня всегда приглашали ко двору всякий раз, что я бывала в Петербурге.

Осенью 1906 года мои родители поехали за границу. Я тоже провела с ними недели три и вернулась в Москву. На Рождестве я была в Муранове и тут получила письмо от княгини Голицыной, сообщавшей, что я назначаюсь на дежурство. Я поехала в Царское Село во второй половине января 1907 года и была тотчас же приставлена к старшим детям [3]. Я присутствовала на их – уроках, гуляла с ними и наблюдала за тем, как они готовят уроки. В середине февраля мои родители вернулись в Москву и, отпуская меня повидаться с ними, императрица сказала, что просит меня остаться при детях. Я ответила, что сперва мне необходимо устроить мои дела в Москве, где я состояла во главе нескольких благотворительных учреждений, на что императрица выразила согласие.

Я приехала в Москву 2 марта и 3-го, в день моего рождения, получила от императрицы очень милую поздравительную телеграмму. Тогда же я получила своё официальное назначение, и с этого времени на моих визитных карточках к званию «фрейлина их И. В. Государынь Императриц» прибавилось «состоящая при августейших детях их Императорских Величеств».

Мой отпуск окончился 25 марта. В этот день я, мой отец и младшая сестра (моя мать не выходила после болезни) были приглашены великой княгиней Елизаветой Федоровной в церковь-усыпальницу при Николаевском дворце к обедне. Вечером я выехала в Петербург, а оттуда в Царское Село. С этого дня началась моя пятилетняя служба при дворе.

Так называемая «детская половина» помещалась на втором этаже Александровского дворца и занимала ряд смежных комнат. Здесь были две спальни, ванная, игральная, две классных и столовая. При детях были старшая няня Мария Ивановна Вишнякова, более известная под именем Мэри, особа лет тридцати с лишним, и её помощница Александра Александровна Теглова – Шура, лет 23-24-х, а также две молоденькие комнатные девушки Нюта Уткина и Лиза Эльсберг. При наследнике, кроме няни, находился матрос Деревенко.

Две старшие девочки спали в комнате с Шурой, а две младшие и наследник с Марией Ивановной.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное