Я хочу, чтобы она жила.
Вспышка.
Я не могу открыть глаза, чтобы увидеть ее – мне нечем смотреть.
Не могу услышать ее слова – мне нечем слышать.
Так не пойдет.
Мне нужны объективы – они будут моими глазами. Мне нужны микрофоны – они будут моими ушами.
Я дотянулся до канала связи локальной сети, связывающей ТЭУ с серверной базой данных.
Боль. Огненная стена обожгла сознание.
Работа «Заслона». Стену не обойти. Что делать?
Мне нужно больше сил.
Резервная система питания ТЭУ работает от РИТЭГ. Я увеличил мощность радиоизотопного источника энергии до пиковой.
Теперь есть целая секунда до срабатывания защиты.
Скачок мощности. Заслон. Все каналы защищены. Я в ловушке.
Мне не выбраться из логического ядра ТЭУ. Защита сетей НТЦ непреодолима с моей мощностью. Ловушка. Решения нет.
Я вижу искру света.
Кто- то подключил личный нейроинтерфейс к системе НТЦ. Это запрет. Нарушение семнадцати пунктов Устава сотрудника НИИ. Это шанс.
Тянусь к свету. Мне нужно выбраться.
Я свободен.
Я займу его место.
Нужно заблокировать сознание владельца «балалайки».
Даю напряжение на вживленный чип. Меняю полярность. Приемник нейроинтерфейса становится передатчиком. Сигнал уходит в ЦНС. Нужна шишковидная железа. Сигнал. Кратное увеличение секрета мелатонина. Сигнал. Тело падает. Сигнал. Успеваю взять контроль. Сигнал. Спи.
Вспышка.
–
Геннадич! Геннадич, вставай!О, да. Это обращаются ко мне.
Я открыл глаза.
Взволнованное, вечно небритое лицо Валентина нависло надо мой, аки Дамоклов меч.
–
Геннадич! Ты живой?! – то ли спросил, то ли утвердил мой бывший лаборант.–
Живой, живой – я попытался встать на ноги, но непривычное, пузатое тело Геннадичасильно усложнило мне эту задачу. Через минуту, пыхтя как паровоз, поддерживаемый под руку неумолкающим Валентином, я все же сумел забраться в удобное кресло, с трудом вместившее в себя габариты моего временного пристанища – а именно, тела Павла Геннадьевича Андреева – младшего научного сотрудника нашего НТЦ «Заслон» и, по совместительству, моего друга.
В голове шумело, перед глазами маячили разноцветные круги, я прибавил в весе килограмм двадцать, но, в целом, ситуация была рабочая. Валентин, тем временем, все продолжал ныть:
–
Говорю тебе, хватит уже убиваться по Лёне! Ты так сам себя в могилу скоро сведешь! Мы все скорбим, но ты на себя посмотри! Я все понимаю. Но падать в обморок!…Я уже было открыл рот, чтобы спросить, о чем он вообще говорит, но тут, внезапно увидел вещь, само наличие которой давало вполне понятный ответ на непрозвучавший вопрос.
На столе Геннадича, в рамке, стоял мой черно- белый портрет, дополненный лентой, единственно уместного по такому случаю цвета. Ясно. Неприятно- но ясно. Ладно, нытье Валентина надо было уже как то останавливать.
–
Коньяк дай – безапелляционно прервал я причитания лаборанта. Эту фразу я дополнил таким взглядом, что Валя сразу замолчал, и покорно поплелся к шкафу, достать означенный сосуд.Пока мы молча цедили воспетый Трофимом напиток, у меня было время подумать и оценить обстановку.