За оградой Рублевки

Когда на испанскую Гернику налетели самолеты Гитлера и истребили мирный городок, Пикассо написал свой апокалипсис, и эта картина стала символом фашизма и людоедства, воплем просвещенной гуманистической Европы, которую убивали фашисты. Крохотный сербский городок Алекинац, где нет ни единой казармы, а живут шахтеры, клерки и торговцы овощами, был разбит с воздуха, его центр был вырван с корнем, в дымных обгорелых ямах истлевали детские игрушки, занавески и простыни, валялись скрученные железные кровати, и в обломках рылись обезумевшие люди, вытаскивая то обгорелую детскую тетрадку, то осколок зеркала. В местечке Крагуево находится кладбище, где похоронены три тысячи школьников, расстрелянных немцами в прошлую войну с целью устрашить и сломить сербских партизан. Сюда, на могилы детей, германские самолеты, входящие в контингент НАТО, сбросили свои бомбы, чтобы сказать сербам: «Мы вернулись, мы станем снова казнить и расстреливать ваших детей!» Люди мира, запомните название сельца Крагуево. Здесь впервые после Второй мировой войны лязгнул зубами возрождаемый германский нацизм. Состоялось ритуальное убийство послевоенной Европы.

Нам стали понятнее эти бравые молодые асы, садящиеся в кабины В-1, стриженные под бобрик, воспитанные Голливудом, лютеранским пастором, переполненным гнилой спермой президентом и мерзкой хасидкой Олбрайт, когда-то, в детстве, спасавшейся от немецких газовых камер в сербском селе, пившей сербское молоко, слушавшей сербские песни, а теперь посыпающей Сербию фосфорными и радиоактивными бомбами. Очевидна вся выморочность современного Запада, скатившегося от Хемингуэя и Ремарка до извращенца Клинтона и биороботов в авиационных скафандрах. Все в руках Божьих. Когда опять запылают в Европе газовые камеры, ни один славянин не пойдет освобождать Майданек, «не станет ввязываться в военную конфронтацию», как учат нас сегодняшние мерзавцы НТВ.

На мосту все многолюдней, шумней. С далеких баз Англии летят к Белграду тяжкие В-52. С аэродромов в Италии взмыли «миражи». С авианосцев Средиземного моря, отжимаясь от металлической палубы, на огненном столбе возносятся «харриеры». Берут курс на Белград, на тонкую нитку моста, где я стою под гирляндой аметистовых фонарей и прелестная женщина прикрепила себе на грудь бумажную мишень, подставляет ее под прицелы бомбометания. Какая-то молодежная группа из студенческого театра нацепила на себя маски, разыгрывает пантомиму; смысл ее в сражении света и тьмы, зла и добра; они жестами изображают и летящие перепончатые чудища бомбардировщиков-невидимок, и зенитчиков, посылающих ввысь разящие трассы. Над толпой появляется большая картина в раме, краски свежие, лак блестит. На картине – беженцы, брошенный автомобиль, рассыпанный скарб, убитый ребенок, и уносится прочь злой крылатый демон – то ли стервятник, то ли немецкий «торнадо». Все это так похоже на знаменитое пластовское «Фашист пролетел»: русское поле, овцы, убитый в голову пастушок и далекий крест «мессершмитта». Художник, нарисовавший картину, молод, голубоглаз, с русой бородой. Вздымает свой холст навстречу ветру, ему помогают, поддерживают картину, и он выставляет ее навстречу летящим самолетам, как заслоняющую икону. Выставка молодого художника в зоне попадания крылатых ракет.

Сюда, на мост, приходят все именитые, известные люди Белграда. Вон Шешель, националист, похожий на добродушного крестьянина, известный своим бесстрашием во время боснийской войны. Вот либерал Вук Драшкович, еще недавно «западник», а ныне яростный враг Америки. Там молодые поэты читают с листа свои новые, под вой сирен написанные стихи. А там саксофонист, играющий блюз над черными водами Савы. Сюда приходят на поклонение, словно это не цель для натовских самолетов, а церковь. Это и есть церковь, где молятся о спасении Сербии, и это окоп, где отбиваются от злого нашествия, и это праздник, где народ среди пожаров и крови празднует свою непобедимость, и это парламент, где под бомбами складывается новое сербское согласие, без «левых» и «правых», объединенное бедой, войной, отпором вокруг одного человека, несомненного лидера, президента Слободана Милошевича. Только бы не предательство…

За какие ценности сражаются сербы? Конечно же, за целостность своей суверенной территории, за Косово, свою духовно-молитвенную родину, где земля – в православных храмах, могилах сербских святых и воинов и куда нахлынули албанцы, отторгая от Сербии эту священную землю. Они сражаются за национальную суверенность, которую хотят отнять у них завоеватели НАТО, заталкивая Сербию в «новый мировой порядок» с помощью сверхточного, взрывающего мосты и больницы оружия. Они сражаются за православие, на которое кинулись католики и протестанты, мусульмане и иудеи, стремясь испепелить духовную мистическую силу православной Христовой веры, через которую на землю изливаются любовь, святость, упование на грядущий рай, на братство людей. Эту веру стремятся разбомбить сатанинские «невидимки», на драконьих крыльях которых начертано «НАТО-666». И еще они сражаются за Россию.