За пеленой тысячелетий

Скилур напряг оставшиеся силы и со стоном приподнял голову. Он видит около себя камни. И кто-то в упор смотрит на него. Глаза навыкате со светлым ободком белков, крупные зубы оскалены. На шее белеют бусы-ракушки. Скилур вспомнил чернокожего воина, бросившегося ему наперерез. Он лежит теперь рядом со Скилуром, а в глазах его застыло удивление. Он уже увидел мост Чинвад и ивы, склоненные над шестью потоками воды, дающей бессмертие и забвение горестей.

Скилур впал в дремоту. Слабость разлилась по всему телу. Теперь ему уже все равно... Мост Чинвад прекрасен. Он весь сделан из длинных хрустальных нитей, на них нанизаны белые ракушки. Нити протянулись над глубокой синей пропастью. Ветер раскачивает эти бусы... Интересно, выдержат они Скилура или порвутся под его тяжестью?

Мысли медленно ворочаются в голове. Если сюда придут скифы, они вытащат Скилура из-под коня и, может быть, спасут его. Если же придут персы, они добьют его и избавят от дальнейших страданий. Если придут бродяги, всегда вместе с волками следующие за войском и обирающие павших воинов - они задушат его камышовой петлей, снимут одежду, ожерелье, сапоги...

...Ускользающим сознанием Скилур уловил осторожные шаги и тихие голоса. Что они принесут: смерть или спасение? Скилуру теперь все равно. Только бы услышать человеческую речь, увидеть живые лица. Скилуру уже трудно раскрыть глаза. Веки, искусанные за день конскими мухами, напухли. Шаги ближе. Мягкий шорох ног по камням. Чья-то рука трогает лицо и пробует приоткрыть слипшиеся гнойные веки...

&&&

Похоронив убитых, войска возвращались домой, в свои родные, политые и пропитанные кровью, степи. Впереди них, опережая бег самого быстроногого коня, летела слава. Томирис вскочила в седло и ударом пятки погнала коня. В лицо пахнуло ветром и запахами, знакомыми и родными с детства. Царица прищурилась, вглядываясь вдаль. Пламенея, лениво развивались волосы. Одним махом она взлетела на вершину холма и остановилась. Конь встал, как вкопанный, поводя влажными боками. Томирис окинула взглядом необъятную ширь степного простора. Внизу проходили колонны войск. Воины поднятием руки и громкими криками приветствовали свою царицу. Она тоже приветствовала их.

Томирис только сейчас, на виду у всех скифов, почувствовала, как она одинока. На глаза невольно навернулись слёзы, и она украдкой смахнула влажные росинки.

Томирис одержала величайшую победу. Разгромила армию, равной которой не было. Она, женщина, объединила под своей рукой скифов, чего раньше не бывало среди свободных племён. Обессмертила своё имя, которое и через тысячи лет будет жить в легендах, обрастая домыслами и неправдоподобием. Она стала матерью для скифов. Но... потеряла сына, единственного наследника и продолжателя дела. Ушла в прошлое, и уже никогда не вернётся назад её любовь, оскорблённая предательством. С приходом в их степи царя Кира, и победы над ним, её жизнь изменилась. Так же как изменилась и жизнь всех скифов.

От этого радость победы омрачилась. Томирис спустилась с холма и, чтобы ни кто не видел вновь выступивших слёз, направила коня вглубь степи, навстречу вольному ветру.

&&&

Над Вавилоном, одной из трёх столиц Персидской империи, раскинулась душная, южная ночь. Затихли торговцы, с приходом сумерек, позакрывав свои лавки, исчезли с улиц редкие прохожие. Только кошки, священные животные вавилонян, неясными тенями скользили по мостовым. Город замер, окунувшись во мрак ночи. С приходом персов и их славного повелителя Кира, порядок воцарился на узких улицах. Стражей прибавилось и те, для кого ночь всегда была средством обогащения, теперь попрятались, опасаясь грозных воинов.

Посередине огромного города высился царский дворец. Когда-то он был отстроен Навуходоносором. Потом стал пристанищем Набонида. Когда пришёл Кир, он отправил вавилонского царя в далёкую Лидию и занял дворец – сделав его своей резиденцией.

Стражник Фархад, стоявший у самых дверей в царские покои, упорно боролся со сном. Он зевнул, так что хрустнули скулы, и тряхнул головой, отгоняя сон. Посмотрел вдоль длинного коридора – освещённый множеством свечей он был пуст. Вдруг, в тишину, нарушаемую только потрескиванием свечей, откуда-то сбоку, начал вплетаться посторонний звук. Фархад насторожился, прислушиваясь. Он повернул голову и увидел, как дверь в царскую опочивальню приоткрылась, и на пороге появился сам повелитель. Сон моментально пропал, будто и не зевалось ещё, мгновение назад. Фархад вытянулся и застыл, напоминая каменный барельеф, расположенный прямо у входа во дворец.

Камбис постоял около стражника, вглядываясь в немолодое лицо с тонким шрамом поперёк лба, в могучие руки, сжимающие меч. Хотел что-то сказать, но передумал и опять скрылся в своих покоях. Фархад выдохнул воздух из готовых лопнуть лёгких, перевел дух. Покосившись на прикрытую дверь, вытер со лба выступивший пот. Он всегда, несмотря на своё могучее телосложение, робел перед повелителем. Это происходило непроизвольно, и Фархад ничего не мог с собой поделать.