За перевалом

Устав стоять, лег на дно вагончика, подмостил под себя куртку, под голову руки. Вернулась ночь. Небо раскинулось алмазными точками светил. Мелькнул сумеречно светящийся человек на крыльях. Высоко в заатмосферном пространстве вспыхнули разом четыре столба белого пламени; они быстро уменьшились, слились в пульсирующую точку — с орбиты стартовал планетолет.

Езда убаюкивала, Берн уснул.

Проснулся он от того, что светило солнце. Вагончики стояли. Вокруг слышались голоса, смех, кто-то напевал. Вкусно и свежо пахло яблоками. Берн, присев на корточки, выглянул из-за борта: насколько видно глазу шли ряды яблонь. Безлистые, с только начавшими набухать почками ветви отягощали крупные, налитые спелой желтизной плоды. Между деревьями двигались люди.

Раньше чем профессор придумал, как быть дальше, он услышал за собой:

— Эй, ты что здесь делаешь?

Берн встал в полный рост, обернулся. Позади стоял загорелый парень с ежиком черных волос над плоским, монгольского типа, лицом. В руке он держал надкушенное яблоко. «Ах, как неприятно!» Берн поморщился, с достоинством выпрыгнул из вагончика. На площадке между деревьями скопилось много заполняемых яблоками составов.

— Ты откуда? — спросил парень.

— Из… из Биоцентра.

— Но сегодня здесь работают лесоводы и подземники, было же объявлено! И почему ты не прилетел, а в вагонетке? Ты кто?

Берн лихорадочно придумывал ответ. Но парень избавил его от вранья — присмотрелся:

 — А! Я знаю, ты Альдобиан, верно?

Берн кивнул. Его всюду узнавали по уникально седым волосам.

— Зачем ты здесь? — не успокаивался парень. — Что-нибудь случилось?

Берн пожал плечами. Ни лгать, ни говорить правду ему не хотелось. «Не обязан я ему отвечать!»

— А вы что здесь делаете?

— Собираем яблоки, как видишь. Сорт «перезимовавший». Хочешь?

Профессор взял предложенное яблоко, откусил. Оно было вне всякого сравнения: вкус зимнего кальвиля, помазанного гречишным медом. Он съел яблоко.

Они прошли между рядами. Нет, это был не труд в поте лица. Наличествовал, собственно, и пот, блестели лица и спины; но все равно — игра, развлечение. Вот выстроившиеся в цепочку мужчины и женщины перебрасывают яблоки в вагончик так ловко и быстро, что в воздухе от одного к другому повисли желтые арки; в лад движениям они поют что-то ритмичное. Вот парень повис на суку вниз головой, обрывает яблоки с нижних ветвей. А эти двое забыли о сборе яблок, заняты друг другом. «Адам и Ева перед искушением… — желчно подумал Берн. — Райский сад. Не хватает только змия».

С высокого дерева на профессора и его спутника рухнул дождь яблок, послышался озорной смех девчат. Берн, потирая спину, громко возмущался. Парень-монгол стал швырять яблоки вверх. Кончилось тем, что обоим пришлось удирать.

Такое он видел и в Биоцентре, и после: труд физический был для веселья тела — как труд тонкий, творческий для веселья ума и души. Все исполнялось по какому-то солнечному закону: чувствуй себя частью вихря солнечной энергии, бурлящей вокруг планеты, ручейком, звенящим в потоке жизни, — и нет занудного, обессиливающего рационализма, нет усталости. Труд оказывался праздничным пьянящим занятием.

Крупные поля пахали, бороновали, культивировали, собирали с них урожай электрокомбайны, оснащенные кристаллоблоками. Но окапывали деревья между корпусов Биоцентра обычной лопатой, рыхлили землю около них и на клумбах граблями, выкашивали траву на лужайках косой-литовкой с деревянной ручкой. И надо было видеть, как играла-блестела она в мускулистых руках Тана или кого-то еще, как напевал он, делая саженные взмахи. А еще кто-нибудь, проходя, кинет фразу из старого (бывшего старым и в XX веке) косарского анекдота: «На пятку жми, на пятку!» — в ответ на что полагалось погрозить кулаком.

В лесах, на промышленных делянах, деревья — сырье для пластмасс и синтетканей — валили и обделывали автоматы-пильщики на гусеничном ходу. А мостик через ручей сооружали с помощью топора и ножовки из тесаных жердей; шиком считалось построить его без гвоздей. Берну не раз доводилось пить воду из колодцев с деревянными срубами; он видывал, как пахали неудобные участки на склонах на лошадях однолемешным плугом; в прикарпатских лесах бортник-любитель потчевал его, Ило и «орлов» медом лесных пчел.

Все такие занятия можно было автоматизировать. Но люди удовлетворились обладанием возможности и не спешили отравлять себе жизнь реализацией ее.

Парень почувствовал, что Берн не расположен общаться, что-то скрывает. Он шагал рядом, поглядывал исподлобья, хмурил брови — потом взял и ушел. Дальше по нескончаемому саду Берн прогуливался один. Наполненные яблоками вагонетки катились мимо него к фотодороге. Загорелые, ловкие, знающие свое место в жизни люди сновали среди деревьев; смех, шутки, рабочие команды. Здесь жили. До профессора с его терзаниями никому не было дела. Он снова почувствовал себя обойденным.