За перевалом

Здесь было пусто, величественно и угрюмо, как в заброшенном храме. Вдоль стен вился по часовой стрелке вверх спиралью выступ – неровный, как и все вокруг. С конического свода свисала до уровня ее плеч светло-зеленая, похожая на сталактит, колонна. Лившийся через оконца вверху свет рассеивался и как-то преобразовывался ею, мягко освещая все. Пол домика был белый и твердый, как кость, но бугристый.

– Мне очень хотелось найти что-то, по чему можно было бы судить об исчезнувших жителях поселка: утварь, орудия труда… хоть побрякушку. Я обшарила углы, по спиральному выступу поднялась к самому куполу, но не нашла ничего.

По радио Ксена связалась с Даном, сообщила о находке. Через полчаса прилетел и он. Вместе они осмотрели все дома, обшарили укромные места в них – но и в других тоже было пусто. Внимание Дана привлекло то, что все строения были исполнены без сборных стыков, разъемов, швов – будто из одного куска. Как?

Произвольность форм исключала мысль о штамповке.

Наступали сумерки. Тьма густела тягуче медленно. И так же постепенно сперва затлели холодным пепельным светом, а потом и засияли изумрудно колонны-сталактиты в домах, где они как раз делали зарисовки. Выйдя наружу, они увидели, что такой же пепельно-зеленый свет льется из окон остальных домиков.

– Единственно интересное, что мы нашли в двух самых крупных строениях, на полу, под сталактитами, – сказал Дан, – это кучки плотных шариков.

Его шлемный прожектор осветил Ксену, которая рассматривает и рассовывает по карманам комбинезона пригоршни темных шаров размером с орех.

Кадры на днище «лапуты» показывают далее, как Дан (теперь его освещает прожектор Ксены) выламывает из стен и пола образцы для анализов, раскладывает их по карманам. Астронавты надевают биокрылья, взбираются, помогая друг другу, на самый накренившийся домик, стартуют с него. Обратно они возвращаются в полной темноте, ориентируясь по мигающему лучику приводного маяка ракеты. Поднимается встречный ветер. Начинается предсказанный Даном дождь: лучи шлемных фар выхватывают из тьмы блестящие водяные нити.

– В полете случилось одно пустяковое, на первый взгляд, происшествие, – сказал голос Ксены. – Я перегрузила карманы образцами и особенно шариками.

На подлете к нашему острову сильный боковой порыв ветра тряхнул меня – и часть шариков высыпалась.

5. НОЧНАЯ ОХОТА

Всю сорокачасовую ночь лил дождь. Люди видели эту далеко и давно минувшую ночь в сферодатчиках и на днищах «лапут»: сиреневые молнии разваливают небо на черные куски, которые тотчас срастаются; на береговых валунах, над которыми поднимается пар, выхватывает застывшие волны, густо усеянные пузыри. Люди слышали эту ночь: шум прибоя, дождя, ветра – ненастья.

Однако это был миг-пауза, короткий антракт в напряженном бытие исследователей. Пусть ночь длится сорок часов, пусть она промозгло-сырая, в неизведанном окружающем враждебной тьмой мире, – нельзя пересиживать ее в ракете, не для того летели. Надо работать. И они надевали комбинезоны и гермошлемы, выходили в ночь, собирали для анализов дождевую воду, спектрографировали вспышки молний, записывали на пленку влажную раскатистость громов – все пригодится потом.

И смотрели. Больше всего на то, как над морем возникали, перемещались, плавали там и сям размытые фиолетовые пятна – на самом пределе различимости.

Если бы смотрел один, то подумал бы: мерещится. Но видели оба – и в совпадающих местах. Пятна то опускались в воду, растворялись в ней, то поднимались ввысь будто по струям дождя, кружили в колдовских хороводах, меняли формы, увеличивались, уменьшались, сливались. Некоторые проплыли совсем близко от ракеты – их засняли.

А приблизившись к воде, увидели, что фиолетовые сгустки, опускаясь в нее, не растворяются, сохраняют свою форму – только свечение их становится тепловым.

– Мы рассудили, – сказал Дан, – что сейчас самое время взять повторные пробы воды: не порадуют ли нас чем эти комочки? Мы с Ксеной поплыли в разных направлениях, одинаково целя под скопления фиолетовых призраков у воды.

Однако состав проб у нас получился до удивления различным: у меня – тот же, установленный еще зондами, слабый солевой раствор, нечто промежуточное между речной водой и морской с теми же редкими крупинками СЭВ. А в колбе Ксены – жидкость, похожая на разреженную плазму крови рыб! Да еще со взвешенными частицами белкового студня… Такие неоднородности в водной стихии противоестественны – если в ней нет живых существ. Значит, они были? Ксена еще дважды, подныривая к местам танца фиолетовых пятен над морем, добыла «живую» воду-плазму. У меня же, хоть я старался не меньше, результат был прежний. Тогда я оставил колбы и решил заняться делом, достойным мужчины…

Руки в ластах, освещенные шлемным прожектором, раздвигают темную и упругую даже на взгляд воду. Вверху луч отражается от волнующейся, пузырящейся поверхности, внизу упирается в песок, впереди не встречает ничего.