За перевалом

Словом, смерть биолога разбудила в Берне жажду успеха. Для начала он решил покорить «орлов» — настолько, чтобы они не пожелали нового Деда, захотели путешествовать с ним. А если так и не выйдет (он знал, какой вес имеет слово «учитель» и личность учителя), то хоть пусть вспоминают о нем: «А вот Аль нам объяснял… Аль рассказывал… Аль говорил…» Неужели теперь, когда фигура Ило его не заслоняет, он не сумеет пленить души этих щенков? Он — интересный бывалый человек, знающий много такого, чего в этом мире не знает никто!

«С чего все пошло наперекос?» — соображал Берн, сидя на песке и обняв колени руками в пятнах.

…Конечно, больше всех допекали его эти двое — Эри и Ло. Они еще со времени победоносного спора о Свифте ни во что не ставили его; когда профессор урезонивал их, то за словом в карман не лезли, отвечали сразу, остро и умно.

«Человек как организм настолько сложен, что разница в запасах информации ребенка и взрослого ничтожно мала, а размеры и вес ничего не доказывают, иначе выходит, что самое умное существо на земле — кит». (Афоризм Эри.)

«Хорошим взрослым быть легко, а ты попробуй быть приличным ребенком — в считанные годы и без образования!» (Афоризм Ло.)

Это говорилось при «орлах», те веселились, хлопали в ладоши, ждали меткого ответа Аля. А он пасовал от неожиданности, когда же придумывал удачное, время было упущено.

Но окончательно подвели профессора «рассказы из первых рук». Он решил продолжить эту традицию Ило. Да ему и в самом деле было что рассказать, чем поразить воображение малышей. Он решил перво-наперво заинтересовать их рассказами о войне, о всем военном. Разве он сам не был мальчишкой!

Ах, лучше бы он не пытался!.. До рассказов о битвах и воинских подвигах дело, собственно, и не дошло; все рухнуло на вводных, так сказать, лекциях: о вооружении, организации армий. Дети хорошо поняли техническую сторону — тем более что простое оружие существовало и поныне.

Им было интересно узнать и о могучих танках, могших своротить дом или проложить себе дорогу сквозь лесную чащу, о пушках, стрелявших на многие километры, о самолетах, которые могли гоняться друг за дружкой в воздухе, пикировать, сбрасывать бомбы, разрушать здания или мосты…

— А для чего все это было? — спросила посреди рассказа однажды Ия.

— Ну, не понимаешь разве: тогда было много диких опасных животных, — горячо принялся объяснять ей Фе. — Это теперь против них достаточно дробовика или электроружья, а во времена Аля — ого-го… только с танками, пушками. Или даже сбрасывали бомбы на стада хищников. Правда ж, Аль?

Берн подивился: неужели ничего не знают?

— Нет, — ответил он, — против зверей и тогда было достаточно дробовика. А эта техника предназначалась против людей.

— Не хочешь же ты сказать, — с недоверчиво-ехидной улыбкой, которая всегда злила профессора, спросил Ло, — что люди могли убивать… людей?

— Не только могли — делали это! Если подсчитать, то за всю свою историю люди куда меньше перебили зверей, чем друг друга.

На лужайке у красивых домиков стало очень тихо. Ия, Ни и двойняшки Ри и Ра смотрели на Берна, побледнев. Мальчишки переглядывались; кто-то не то кашлянул, не то произнес сакраментальное «бхе-бхе…».

Чтобы проверить возникшее подозрение, Берн навел по ИРЦ справки: так и есть, детям ни о войнах, ни об иных видах массовых убийств людей людьми не рассказывали; это-де воспринимается ими болезненно, создает нежелательный крен в психике.

«Ну, знаете!.. — распалился профессор. — Что за тепличное воспитание, что за ханжество! Скрывать от детей такое! Это же история». И он решил раскрыть малышам глаза. Уж теперь-то они точно будут вспоминать: «А вот Аль нам рассказывал…»

…Это произошло перед закатом. Малыши, гуляя по окрестностям, нашли рощу ореховых деревьев, натрясли крупных орехов. Сейчас они сидели кружком, очищали толстую кожуру; пальцы и ладошки у всех были темные.

А Берн заливался соловьем, рассказывал о ядерном оружии, о баллистических самонаводящихся, чувствующих тепло городов ракетах с тритиево-стронциевой начинкой, о последнем — перед его захоронением в Гоби — крике военной мысли: электронно-кибернетической системе автоматического возмездия — на случай, если живых не останется… «Орлы» щелкали орехи, слушали отчужденно. Первым не выдержал Эри.

— Послушай, Аль, — молвил он рассудительно, — ведь все эти штуки должны были обходиться в огромный труд, в большие биджи, так?

— Еще бы, — подхватил профессор, — настолько большие, что были по средствам самым крупным державам. Другим оставалось трепетать и присоединяться.

— Вот видишь. А ведь в твое время на Земле было много пустынь, неосвоенных земель и морей, так? — В голосе Эри прорезались уличающие интонации, глазенки щурились. — Многие жили плохо, не могли досыта поесть, не имели хорошего жилья — так?

— Да, — подтвердил Берн со вздохом, — больше половины населения планеты.

— И ты говоришь, что в то время, когда люди так жили, другие люди тратили силы и знания не на то, чтобы их выручить из бед, а чтобы делать дорогие машины, которые могли всех убить?!

Это уже был не вопрос — риторический возглас.