За пещерным человеком

Тут-то и произошло любопытное событие, на которое позднее мало кто обращал внимание. В описание плейстоценовых животных, сделанное на основе раскопок в пещере Кесслерлох, в корректуре был вставлен коротенький отрывок: «Сразу же после составления этого списка при обследовании отвалов были найдены два обломка кости, принадлежащих бизону и носорогу. На первом из них нанесено изображение лисицы, на втором — медведя. Оба зверя изображены в сидячем положении и по своей натуралистической концепции близки здешним гравюрам оленя и лошади. Способ нанесения рисунка, однако, выдает менее опытного мастера, ибо эти изображения уступают в тонкости и точности, которые подобным рисункам обычно бывают присущи».

Почему этот абзац был вставлен туда, куда он не подходил по смыслу? Почему отсутствовало упоминание о том, кто и как последние гравюры нашел? Почему обе они, пририсованные на свободном месте одной из литографированных таблиц, так отличаются по стилю от остальных? Как это ни странно, однако ничто не возбудило подозрений. Еще в 1875 г. изображения были перепечатаны известным палеонтологом и специалистом по свайным постройкам Рютимейером из Базеля: он поместил их в своей работе тоже в качестве приложения. О медведе написал, что это изображение, «хотя и малоискусное, но зато более натуральное и даже не без юмора».

Осложнения начались тогда, когда в дело вмешался Людвиг Линденшмидт. Старый и заслуженный археолог из Мангейма до тех пор вообще принципиально отказывался признать существование палеолитического искусства (вернее, малых форм, так как о настенной живописи тогда просто никто еще не подозревал). Короче говоря, перед седьмым общим собранием Немецкого антропологического и этнографического общества, которое должно было состояться в Йене, в 1876 г., в журнале «Архив антропологии» появилась статья Линденшмидта «О рисунках животных на костях из тейнгенской пещеры». И тут обнаружилась вещь прямо-таки сенсационная: медведь и лисица оказались скопированными из детской книги X. Лотманна о зоологических садах, зверинцах и их обитателях, изданной в 1868 г. Следовательно, с палеолитом они не могли иметь ничего общего. Легко корректируя цитаты, Линденшмидт сумел, кроме того, представить Мерка аферистом.

Кесслерлох к тому времени приобрел известность, и этот вопрос был поставлен на повестку дня в Йене. Профессор Фраас предложил провести заседание в следующем году в городке Констанце, откуда было рукой подать до Тейнгена, а также потому, что Розгартен — музей в Констанце — владел большой частью находок из Кесслерлоха.

Мерк, разумеется, защищался в научной печати, но спор решило расследование, проведенное полицией кантона Шаффхаузен. Выяснилось, что тейнгенский учитель во всей этой истории оказался «без вины виноватым». В мае 1875 г. упомянутые гравюры ему прислал Рютимейер с вопросом: «Подлинные ли они?» (по-видимому, ему показалось странным, что один из рабочих, участников тейнгенских раскопок, некто Мартин Штамм, принес их непосредственно ему, а не Мерку, утверждая, разумеется, что они были найдены уже после окончания исследований). Рютимейер, однако, в конце концов поверил в их подлинность, хотя Мерк ответил, что он в этом не убежден: не могли ли они попасть в руки Штамма каким-то нечестным путем? И отказался включить их в свою работу. Тому, что они все-таки там оказались, содействовал не кто иной, как президент Келлер, который их включил в работу Мерка и не счел нужным сказать об этом простому сельскому учителю.

Съезд в Констанце в 1877 г., на котором должно было развернуться сражение между сторонниками и противниками палеолитического искусства, таким образом, пришел к решению спора раньше, чем тот состоялся. Мирная тактика председательствовавшего профессора Вирхова и устроителя съезда Лейнера воспрепятствовала проявлению воинственного духа, и съезд закончился так же, как начался, — в исключительно доброжелательной атмосфере.

Подробности этого знаменитого дела стали известны позднее. Они показали, какую роль играет случай в судьбе научных открытий и полемик.

Мартин Штамм не заслуживает однозначного приговора, ибо вообще-то был человеком порядочным, но, потеряв работу по специальности (был он искусным ткачом), добывал средства к жизни чем придется, иногда и в качестве землекопа в пещере Кесслерлох. А там постоянно говорилось о северных оленях и других редких гравюрах, тут-то у него и зародилась идея поправить свои дела. На пасху 1875 г. он попросил ученика реального училища в Шаффхаузене и сына своего родственника Конрада Боллингена, чтобы тот на кусках ископаемой кости, принесенных с раскопа, выгравировал каких-нибудь животных; Конрад отыскал подходящие образцы и с помощью карманного ножа и вязальной спицы перенес их на кости столь искусно, как умел.