За пять минут до января

— У меня, между прочим, есть имя! — крикнул Макарский.

— Леша, иди сюда! — позвала Лиза. — Поговорим!

Огонек потух. Макарский потопал к машине.

— Извини, — бросила Лиза. — Нервы.

— Я и говорю, что вы в вашей Москве все нервные, — вздохнул Алексей. — Большой город, стрессы… Я в Москве долго не могу быть — устаю. Злые какие-то все, и каждый сам по себе.

— А в Бабаеве все добрые и живут большой дружной общиной? — усмехнулась Лиза.

— По крайней мере, в деревне еще помнят о том, как должно быть и как правильно.

— И как правильно?

— А ты не знаешь? Ну вот, извини, за нескромный вопрос, тебе сколько лет?

Лиза смутилась и соврала, скостив себе четыре года:

— Мне… тридцать пять.

— А ребенок есть?

— Нет! — окончательно смутилась Лиза.

— А чего ждем? — тоном гинеколога районной консультации спросил Макарский. — Когда полтинник стукнет?

— Как ты смеешь?!

— Не обижайся, просто лучше сказать правду, а то потом поздно будет. Похоже, некогда тебе ребенка завести? Главное небось деньги, слава, роли… И что потом?

— Что потом?… — прошептала Лиза.

— Останешься одна на старости лет — вот что! — сказал Макарский с интонацией зловещей Кассандры.

— Ты это… не каркай! — нервно крикнула Лиза. — Да я вообще детей не хочу! Тоже мне счастье — носы сопливые подтирать! А вырастут эгоисты неблагодарные, все равно от них ничего хорошего не дождешься!

Макарский схватился за голову:

— Какая же ты женщина после этого! Вот все вы так, городские, рассуждаете, забывая, что главное предназначение женщины — любить, быть любимой, растить детей! А у вас там, в городе, один разврат! И все очень просто — сегодня один, завтра другой! Романы крутят, как белка колесо! Опять же, в деньги все упирается. Все хотят легких денег, вот так чтобы быстро, и при этом желательно без лишних движений!

Лиза стала закипать: вроде этот принципиальный капитан говорил как бы в общем — «хотят», «крутят», но выходило так, что все это он адресует ей, говорит про нее.

— Капитан, да что ты себе позволяешь? — возмутилась Лиза. — Ты же меня совсем не знаешь! Может, я как раз серьезно отношусь и к профессии, и к отношениям? Думаешь, тоже мне работа — актрисулька! Вышла, перед камерой повертелась и денег загребла?!

Леша молчал, но как-то красноречиво. Было понятно, что именно так он и думает.

— Легко, зарабатываю, да? А сниматься в военном фильме, когда в начале мая я делаю дубли в ледяной воде, легко?! А под палящим солнцем в гриме и корсете — легко? А когда утром репетиция в театре, днем съемки, а вечером спектакль — легко? А на диете сидеть годами легко? А до седьмого пота в спортзале себя изнурять легко? А ждать у телефона — позвонят, не позвонят — и бояться, что, может, про Барышеву давно забыли, легко?

— Да ладно, что ты раскипятилась, — буркнул Макарский, который уже и сам был не рад. — Я на город чего так взъелся… Понимаешь, у меня жена в город сбежала… Не устраивала ее деревенская жизнь!

Но оказалось, что Лизу теперь не остановить и до сбежавшей капитанской жены ей нет никакого дела.

— Я свои деньги честно зарабатываю, понял? Каторжным трудом!

— Я ведь не имел в виду тебя лично, — примиряюще сказал Макарский.

— А стареть, думаешь, легко? Нет, понятно, что всем трудно, но представь, как это хреново для актрисы!

— Куда тебе стареть-то? Ты еще молодая!

— Спасибо за неуклюжий комплимент. Но понятно же, что все мы там, как говорится, будем. И вот я жду — сколько мне осталось? А что потом? Возрастные роли тетушек, маменек главной героини? Бабушек вообще? — Лиза всхлипнула.

— Ну что ты… — заерзал Леша.

Он не терпел женских слез. От женских рыданий он нервничал и терялся. Желая утешить Лизу, он ляпнул:

— Ну и что? Кому-то ведь надо и бабушек играть!

От таких изящных слов ободрения Лиза завыла белугой.

— Не переживай! Тридцать пять — разве возраст? Все успеешь! Отвезем тебя утром к жениху, в наступающем году поженитесь, детишек народите… — неловко забормотал Макарский. — Все у тебя будет хорошо!

— Нет! — Лиза подняла мокрое от слез лицо. — Не будет!

— Да почему?

— А мне в личной жизни не везет! Мне попадаются не те мужчины! И ничего не получается! Нет любви! Понимаешь?

Макарский не понимал и потому робко предположил:

— Может, сама виновата?

Уж лучше бы он оставил свои предположения при себе, потому что его слова сработали, как чека на гранате. Словно бы из Лизы Барышевой вдруг выдернули запал, и она взорвалась:

— Эх ты, деревенский медведь! Взял и неуклюже, по-медвежьи, наступил разом на все больные мозоли!

Лиза почувствовала, что внутри нее будто прорвало какую-то плотину, и слезы потоком полились наружу. Здесь было все — накопившаяся за последний год усталость и, конечно, обида на Андрея.

— Хватит, не могу больше! — закричала Лиза. — Я устала!

Она выскочила из машины и, проваливаясь в снег, побежала в лес.

В этот момент сильнейшего внутреннего надлома, настоящего нервного срыва ей было наплевать на подстерегающие ее в лесу опасности. В этом состоянии ей вообще было наплевать на все. В том числе и на свою жизнь.

— Куда ты? — закричал Макарский. — Вернись! Замерзнешь!

* * *