За пять веков до Соломона (СИ)

Видя, что дело сделано, Моисей приказал возничему отъехать в сторону, чтобы рану осмотреть. Напрягся — раз, и стрела в руке оказалась. Но сквозь тело такая боль в голову ударила, что еле на ногах устоял. Ухватился за высокие борта, дух перевел: совсем не время корчиться на земле от несмертельного ранения! Ладонь отчаянно зажимала алую кровь, что хлестала из бедра, две тонкие струйки потекли из прокушенной губы, а Моисей внимательно следил за побоищем, не давая себе расслабиться и отдаться во власть нестерпимой боли. От его взора не укрылось, что нубийский вождь, бегущий впереди всего войска, уже возле самых ворот находился. Если позволить ему за стенами укрыться, войне еще долго продолжаться! С холма, где Моисей остановился, до неприятельского вождя больше пяти сотен локтей — не достать стрелою.

Моисей забыл о боли, длинный рог скользнул из-за пояса к устам, протяжный звук разнесся над полем брани. Повинуясь громкому приказу, остановились боевые колесницы. Возницы перестали натравливать лошадей на неприятеля, взоры направились к Моисею, трубящему без остановки. А тот только махнул рукой коротко, указывая на предводителя нубийского. Обученные воины поняли все без слов. Возницы еще раз тряхнули поводьями, колесницы развернулись по направлению к крепости. Стрелки натянули до отказа луки — и вот бегущего вождя в один миг накрыла сотня длинных стрел. От одной-двух мог он еще за высоким щитом укрыться, но от сотни — покатилось по земле тело, похожее на дикобраза — все сплошь тростинками острыми утыканное.

Еще через час город пал окончательно. Как водится, стариков перебили, мужчин да детей — в рабство взяли, а женщин — для утехи воинам-победителям оставили. А тех из девиц толстогубых, кто день да ночь пережил — назавтра тоже в рабство отправили.

Победа оказалась быстрой и грандиозной! Там, где бездарные египетские начальники шесть месяцев возились, Моисею пяти дней хватило! Хорошо, что не слушал их советов, а поступал по-своему! Иначе стоял бы в чистом поле следующие полгода, не видя любимой Мариам.

Зато теперь все по-другому. Скоро, совсем скоро сомкнет он возлюбленную в объятиях, к носу ее припав. Хватит этих пяти дней, показавшихся целой вечностью!

Моисей был горяч, упрям и честолюбив не по возрасту. Удача все время за ним следовала. Во всем мире не существовало дела такого, что самоуверенному царскому сыну по плечу бы не было. С этими радостными мыслями молодой вождь возвращался назад в столицу. К семье. К фараону. И к Мариам!..

* * *

Окончив долгий рассказ, Моисей выжидающе посмотрел на фараона. Сети покивал головой, решая что-то в уме, поднялся с трона — все тут же пали ниц, кроме Рамзеса — законного сына, да двух обученных рабов, нагонявших опахалами прохладу на царя — и величаво молвил:

— Именем Амона, покровителя Уасета и всего Царства Египетского, я, Сети Великий, воплощение бога на Земле, царь Верхнего и Нижнего Нила, заявляю, что отрадно было слышать речи твои. Встань с колен, сын мой. Добрую весть ты принес с верхних рубежей. Волею Амона, повелителя Солнечного Диска, была дарована блистательная победа над мерзкими врагами. За это ждет тебя царская награда. Говори, чего получить желаешь?

Моисей сладко улыбнулся — вот он счастливый миг. Сейчас замолвит слово за Мариам. И фараон дарует ей свободу, так что Моисей сможет взять израильскую рабыню в законные жены.

— Отче… — начал было Моисей, но был прерван торопливыми шагами Везира, приближавшегося к трону с солнечной стороны. Подойдя на десять локтей, Везир остановился, замерев в почтительном поклоне. Видно, срочное дело имел, коли решился в неприемный час фараона тревожить. Сети повернул голову в сторону верного слуги, нахмурил брови неодобрительно, но потом тоже понял, что зазря Везир беспокоить не станет.

— Говори, — разрешающе махнул рукой, усаживаясь обратно на трон.

— Посольство нубийское прибыло, о, повелитель. Дары богатые принесли, мира просят. И, — Везир понизил голос до шепота, — Царь Нубийский старшую дочь в качестве залога мира долголетнего замуж за вашего сына сватает.

Моисей тихонечко прыснул, чтобы не заметил никто. Да, ничего не скажешь, — повезло Рамзесу! Заиметь пухлогубую жену-красавицу, темнее ночи черной, с отвисшими грудями! Но на то его доля такая — законного наследника трона.

Сети, видать, те же думы имел, потому как на его челе пролегли три большие складки, что случалось всегда, когда в великом гневе пребывал.

— Он что, собрался, МНЕ, наместнику Бога Солнца Ра, указывать за кого сына своего, Рамзеса, отдавать? — взревел фараон громче льва, так что придворные еще ниже посгибались, пряча взгляды в раскаленный песок.

— Нет, о, премудрый, — поспешил вставить Везир, — он предлагает Вам самому определить за кого из ваших многочисленных отпрысков дочь его женою пойдет.

— Ах, так. Тогда дело иное, — успокоился фараон. — Зови послов сюда.

Везир, однако, не торопился уходить, несмело с ноги на ногу переминаясь.

— Повелитель, послы нубийские еще и грамоту от их царя принесли.

— И что в грамоте той?