За пивом! Крупнейший пивной забег в истории, воспоминания о дружбе и войне

Я тогда служил в торговом флоте и ходил на танкерах и других гражданских судах. Поступил туда после четырех лет в Корпусе морской пехоты США, в начале шестидесятых.

И моряцкая карточка у меня была – называлась «удостоверение Z», нечто вроде военного билета. На ней красовалась фотография и годы службы. Такие выдавались береговой охраной США и заменяли собой паспорт. В моей вдобавок значилось, что я могу обращаться с боеприпасами, потому что у меня остался военный допуск.

– И зачем это она тебе понадобилась? – спросил я.

– Проберусь на один из тех кораблей, что таскаются во Вьетнам, – ответил он, – и приволоку выпивку нашим ребятам.

Во время войны гражданские не могли вот так запросто слетать из Штатов во Вьетнам без армейского пропуска. Не то чтобы кто-нибудь вообще мечтал провести весенний отпуск в живописных окрестностях Дананга[6], но все же…

Однако Полковник никак не мог «одолжить» мою моряцкую карточку, чтобы уплыть в зону боевых действий. Во-первых, он знать ничего не знал о нашем моряцком деле. А во-вторых, спутать нас было бы трудно. Возьмите лет десять разницы в возрасте да прибавьте мою рыжую шевелюру – нечего и думать. Кроме того, сама идея была диковатой, разве нет?

Я уставился на него, пытаясь понять, серьезно ли он говорит.

Ей-богу, серьезней не бывает.

К концу 1967 года Инвуд успел похоронить уже двадцать восемь ребят – чьих-то друзей и братьев. Всех забрал Вьетнам. И на похороны сходились люди со всей округи, знали они того мальчишку или нет. По меньшей мере половину призвали сразу после средней школы, лет в восемнадцать или даже семнадцать. В семнадцать еще требовалось разрешение от родителей, будто для школьной экскурсии – эдакой воскресной прогулки в девять тысяч миль, с которой они, правда, могли никогда не вернуться. Среди парней, поступивших в колледж, многих призвали сразу после выпуска, а другие считались в резерве вплоть до двадцати шести.

В Инвуде как-то не было семейных врачей, стряпавших справки о нервном расстройстве или там плоскостопии. Не водилось и умников, играющих в бесконечные отсрочки по учебе, вроде будущего вице-президента Дика Чейни, который накопил аж четыре таких в колледже плюс еще одну – про запас. Да и до канадской границы от нас, прямо скажем, не сразу добежишь.

Взять Майка Морроу, нашего общего с Полковником друга. Майка накрыло минометным огнем в бою при деревушке Сом-Бо[7]. Ему едва исполнилось двадцать два, когда его рота и три других из 1-й пехотной дивизии угодили в засаду в так называемой зоне высадки X-Ray, где им пришлось иметь дело с двумя тысячами бойцов Вьетконга[8]. Что ж, кровавый счет, как отрапортовало правительство: они потеряли 222 человека, мы – 39, а дома как раз стартовало «Лето любви»[9]. А с двадцатитрехлетним Джонни Кнофом мы расстались 1 ноября 1966-го. Его убили в День всех святых, когда его мать молилась за него в церкви.

Был еще Томми Миноуг, который ушел добровольцем в девятнадцать лет и один месяц, – чтобы героически погибнуть в марте 67-го, когда ему стукнуло двадцать. Эту смерть было особенно трудно принять. Каким бы там храбрецом Томми ни был, для нас он оставался добродушным ребенком. Парнем он рос крепким, но и в мыслях не держал поизмываться над теми, кто слабее, – наоборот, вечно переживал, что кому-то рядом не хватает внимания. Чуть не силком тащил ребят, с которыми никто больше не водился, в уличные спортивные команды в Инвуд-Хилл-парке. Мы дружили с его старшим братом Джеком и тремя другими, так что он и сам был нам, считайте, за младшего. В те годы, когда в иных семьях насчитывалось по четверо, шестеро или даже по десять детей, младшие братья всегда вязались за старшими, а что до нас – так мы присматривали сразу за всеми.

Вот что за парнем он был. Как-то раз летом его папаша, Джон Миноуг по прозвищу С-Одного-Хука, спросил своего друга Дэнни Линча из бассейна Мирамар[10], нет ли у того работы для Томми, чтобы мальчишка не шатался где попало на каникулах. Как-никак десять долгих жарких недель без ежедневной школьной муштры. Линч извинился – вакансий у него не было, так что, уходя, мистер Миноуг выглядел озабоченным.

Линч окликнул его:

– Слушай-ка! Может, Томми будет просто приходить и помогать? А раз такое дело – пусть хотя бы купается бесплатно.

Мистер Миноуг пошел на это. И Томми тоже – и трудился, словно бобр на плотине, ни дня не бездельничал. Местный спасатель, Энди Розенцвейг, рассказывал, как однажды явился владелец бассейна и наткнулся на Томми, когда тот подметал, складывал полотенца и таскал шезлонги. Хозяин спросил:

– Ого! И сколько мы платим этому пацану?

На что Линч ответил:

– Вообще ничего.

– Ну так начинай платить, – скомандовал хозяин. – Сегодня же.

Так что даже боссы ценили в нем эту его добросовестность.