За плечами XX век

– Как вгородила ей в глаз! – Обрадовалась, что старая кошка Мотя наконец дала сдачи маленькой. – Будешь знать, подлюка, как мать задирать.

Приказа над собой ничьего не терпит. И на дорогу снег чистить организованным порядком ни за что не выйдет, хоть судом грози.

– Ёшь ты! Не дребезжи! Я честней тебе. А неохота идти. Как тут быть?

А найдет на нее стих – лопату на плечо. И с удалью за троих снег сгребет. Наработается, придет довольная, притихшая. Скажешь:

– Ну пусть теперь до утра нас немец не тормошит. Спокойной ночи.

Ответит строго:

– Взаимно.

Станет с себя что-то стаскивать, приговаривая:

– Все дранье, все дранье напролет!

Утихомирится и захрапит – не растолкаешь.

А утром как ни в чем не бывало – и не вздумай усомниться – пожалуется, до чего чутко спит:

– Кошка пробежит ночью, я – луп глазами, кто-нибудь охнет во сне, я – луп, ветер дернет ставень – я опять: луп. Так и луплюсь всю ночь, караулю, не немцы ли на подходе.

О Сталинграде. Немецкое сообщение 23 января: «Наши храбрые солдаты защищаются от значительно превосходящих по силам и более приспособленных к бою и погоде большевиков».

24 января: о прорыве Красной Армии «на юг от Ладожского озера».

* * *

– Я с дикого ума как стал палить и, представьте, одного немца зажег. Хвост задымил. Попал! А тут наши летят. «Яшки», давайте! – кричу, – «Яшки!» («Яки»). Потом мне б только мертвецки заснуть – ничего больше не надо.

* * *

«Приказание по войскам 30-й армии.

1. По реке Волга построить систему фланкирующих дзотов, вести фланговый и косоприцельный огонь по плесу р. Волга. Имеющиеся огневые точки, фланкирующие р. Волга, проверить, а в необходимых местах построить новые.

2. Установить проволочное заграждение через р. Волга в месте стыка с 130 осбр и вдоль берега до стыка с 220 сд, обеспечив прострел их фланговым и косоприцельным огнем».

* * *

Встречная женщина сказала:

– Немец. У него бабий платок толщенный на голове намотан. Соломенные боты на сапоги. Срам смотреть.

* * *

«25.1.43 г. Колхоз „Колос“.

Слушали т. Рыбакова, который информировал распоряжение военкомата о запрещении разрушать военные блиндажи, собрать убитых бойцов на территории земли колхоза и похоронить их.

Слушали т. Рыбакова о подготовке к весеннему севу, который пояснил, что семян на посев нет, поэтому нужно семена изыскивать внутри колхоза, т. е. собрать среди колхозников.

Опросом колхозников установили, что семян у колхозников нет, так как по трудодням колхозники не получали».

* * *

Неведомыми путями дошли стихи угнанной из Ржева немцами семнадцатилетней Веры Виноградовой:

На окраине в темной пропасти,
В Кенигсберге несчастном живу.
Живу-мучаюсь, только думаю,
Как на Родину я попаду.
А ночами мне домик грезится,
Где до тех пор я жизнь провела…
А теперь вот живу я в Германии,
В этой камнем покрытой стране,
Все бетонное, все холодное,
И не тлится ни искры нигде.

* * *

Немецкое сообщение по радио 26 января: «Наступление Советов на некоторых участках Восточного фронта продолжалось и вчера с новой силой. В тяжелых оборонительных боях против многократно превосходящих сил врага немецкие армии сдерживают угрозу окружений».

* * *

Женщина из Ржева:

– Где наша тюрьма, у них учреждение. Им нужно маскироваться, они там берут простыни для белых халатов. Шьешь. За это банку железную из-под их консервов литровую зерна. На базар что-нибудь вынесешь – немцы на марки что-нибудь купят. А другой – отнимет, а другой – заплатит. На эти марки ведро шелухи купишь у русских, которые на немецкой кухне работают, и добавляем в муку шелуху.

* * *

Приказ: поодиночке не выходить из расположения части. Но сопровождающего мне не дали – бойцы подразделений штаба брошены на передовую, где сейчас на счету каждый штык.

Показали по карте маршрут – в полк, пять километров. Там взяты пленные, надо срочно допросить.

Я шла проселком, потом лесной тропой в изреженном войной лесу и дальше по вытоптанной в снегу тропе, держащейся то у опушки, то скашивающей путь полем.

Всю дорогу сильно мело.

Я дошла в указанную мне на карте точку, где оборону занимало подразделение полка. Здесь была прежде деревня, теперь остался один дом с развороченной крышей, окна без стекол, стены продырявлены пулями и осколками снарядов. За домом притулилась пушка; ее ночью выкатывают, несколько выстрелов по противнику, и опять прячут за дом. Бойцы находились в землянках, от которых к дому прорыта траншея. Теперь им на горе подкинули сюда, в этот полуразрушенный дом, пленных. Охранявший их часовой не впустил меня. Позвали командира роты. Я намеревалась допросить пленных «на месте», как мне и было сказано. Но командир роты, отметив, что я при оружии – пистолет в кобуре на ремне, – значит, никаких с его стороны нарушений устава караульной службы, поспешно вывел пленных и вручил их мне вместе с их солдатскими книжками: