За подводными сокровищами

Вдруг удар. Судно килем ударилось о риф и накренилось, шкипер вытравил шкот, а заполаскавшийся парус глубоко окунул рею в воду. Судно накренилось под страшным углом. Я схватилась за мачту, уверенная, что мы перевернемся на этом одиноком рифе в трех милях от берега, где море кишело акулами. Барни потянулся за нашим надувным спасательным плотиком. Остальные, казалось, не беспокоились. Пока мы со скрежетом и ударами ползли по дну, мать меняла ребенку штанишки, а дядюшка Герман все еще убирал кухонную утварь. Увидя ужас на моем лице, капитан Джонсон сказал:

— Не беспокойтесь, с нами это случается каждый раз.

Том действовал веслом, как багром, а пассажиры тем временем перешли на подветренную сторону и помогли килю сойти с рифа. Спустя минуту мы переползли через риф, опять свободно шли под парусом по спокойной воде между рифом и берегом. Тринадцать часов спустя после выхода из Нассау в наш «двухчасовой» переход мы прибыли в хорошо защищенную от волн бухту Фреш Крик.

VIII На Багамсних островах

Когда мы бросили якорь в бухте Фреш Крик, большая часть населения острова пришла на причал, чтобы приветствовать нас. Там царила атмосфера ожиданий; толпа теснилась, люди шептались и хихикали; чувствовалось едва сдерживаемое возбуждение. Женщины и дети держали за спиной букеты цветов, и когда я сошла на берег, они застенчиво преподнесли их мне. С улыбками и смехом они повели нас по дорожке, покрытой ослепительно белой коралловой пылью; обочины дорожки были выложены бледно-розовыми, отбеленными солнцем раковинами стромбуса.[2]

Великолепие двора Кубла-Хана вряд ли могло так поразить Марко Поло, как нас поразил дом, в котором нам предстояло жить. Это был новый и красивый дом, построенный из коралла; он был свежевыкрашен в бледно-розовый цвет, в тон раковинам стромбуса. Над дверью висела дощечка с названием дома: «Харбор Вью».[3] Вокруг толпились люди, стараясь по выражению наших лиц определить, как нам понравилось наше жилище. Раньше там еще никто не ночевал, мы должны были стать в нем первыми жильцами. Было ясно, что дом нам понравился, и это подняло у людей настроение. Они заулыбались, сверкая своими белыми зубами; дети подпрыгивали от радости, хлопая в ладоши.

Дом явно отражал вкусы одаренной семьи Клеров, которая пользовалась господствующим влиянием в Фреш Крик. Он был построен Рандольфом Клером — удачливым фотографом города Нассау. Его отец был патриархом острова, мать — прародительницей, дядя — дьяконом, двоюродной брат — констеблем, а его пятнадцатилетний брат Давид — восторженным молодым художником.

Господин Клер, старик с красивыми чертами лица и с большим чувством собственного достоинства, торжественно водил нас по дому. Он показал нам электрические лампы и выключатели, но пояснил, что, к сожалению, на острове нет еще электростанции. И в кране не было воды. Но чистота в доме была безукоризненной. Дом был светлый, веселый и уютный — сияющий символ успеха. Он как бы выражал веру местных жителей в будущее своего острова, их веру в то, что когда-нибудь туда придут люди с материка и сделают островитян зажиточными и независимыми от даров их бедной земли и коварных рифов.

При доме состояли две молоденькие привлекательные девушки, которые должны были выполнять обязанности наших «личных слуг». Одна из них — Делли Клер — нежная семнадцатилетняя девушка, цветок в широкополой соломенной шляпе, которую ветер постоянно пытался сорвать, как он срывает матросскую шапочку с ленточками с маленьких девочек. На Делли было тонкое сине-зеленое ситцевое платье, облегавшее ее крепкую фигурку. Девушке предстояло исполнить обязанности шеф-повара, ее кузине Элизе — помогать ей во всем.

Элизе тоже семнадцать лет. Она красива, с тонкими чертами лица. Волосы ее были заплетены в две аккуратные косы, доходившие до плеч. В ушах она носила сережки-кольца. Шляпка и платье у нее были такие же, как у Делли.

Казалось, что островитяне рождались со шляпами на голове; они носили их с блеском и апломбом. Ни один житель Виргинских островов никогда не носил своей тканой шапочки с большим религиозным чувством, ни один обитатель Джипид-жапа не надевал свою панаму более щегольски, чем жители острова Андрос свои кепочки, фетровые и соломенные шляпы.

У мужчин острова Андрос, как, впрочем, везде, шляпы являются признаком общественного положения, они как бы определяют личность носящего. Что касается женщин, то здесь шляпам придавалось еще большее значение. Шляпы, по-видимому, являлись символом зрелости. С 12 лет девочки носили их, не снимая ни дома, ни на улице.