За полчаса до Конца Света

Моя дочка – редкостная хитрюшка. Действительно, еще пару лет назад ее подташнивало в поездках и мы с Симой часто останавливались и ждали, пока ей станет лучше. Ждали мы, как правило, в придорожном кафе и дочка получала что-нибудь вкусненькое в качестве компенсации. Шуля подросла и ее больше не укачивает в машине, но "меня тошнит" осталось нашим семейным кличем, вместо "папа, я хочу…" Шуля не капризный ребенок, а я не слишком строгий отец. Поэтому я без возражений остановил машину около придорожного кафе. Такие заведения в Хадере мало похожи на своих тель-авивских собратьев и представляют из себя всего лишь рубероидный навес на перекошенных столбах со стенами из пластиковых панелей, плохо защищающих от ветра. Но мы с дочкой не привередливы и не снобы. Шуля получила стакан "Темпо-Колы" из крана на стойке и шоколадку "Сладкие Негритята", особо популярную среду детворы в последнее время. Вообще-то ей полагался горячий шоколад, но девица выросла такой же морозоустойчивой как и я и не собиралась мерзнуть в мягкое февральское утро. Себе я налил было стакан примитивного черного кофе, называемого в народе "грязью". Но тут выяснилось, что за загородкой у хозяина есть тщательно оберегаемая кофейная машина, делающая приличный "эспрессо". Этот напиток, если и уступал тому что мы с покойным Томером Хейфецем пили в римском дворце на "четырех фонтанах", то ненамного. А может быть я просто стал менее требовательным за полтора десятка лет жизни в этой стране?

Таким образом утро начиналось совсем неплохо. Похоже, что на сегодня я был избавлен от бумажной волокиты и собирался посвятить весь день дочке. Вот только разговор с Натаном немного беспокоил меня. Я знаком с ним с мая 45-го, но до сего дня не могу поклястся, что знаю этого человека хорошо. Несмотря на менторские замашки, его стаж в стране ненамного превышал мой и познакомились мы с ним еще тогда, когда я был старшим лейтенантом Красной Армии, а он – лейтенантом британской. Знакомство наше произошло в таком месте, о котором мы оба не слишком любили вспоминать, ведь это был Майданек. Потом жизнь сводила нас еще пару раз, то здесь то там, пока мы оба не оказались в Израиле в самый разгар Войны за Независимость. В свое время Натан жил в кибуце, научился водить трактор и поэтому в начале военных действий попал водителем в экипаж танка небезызвестного Фрэнки-Шермана. Нам пришлось повоевать рядом, ведь я некоторое время был командиром второго "Шермана" этого маленького отряда. Но танкист из меня получился не бог весть какой и вскоре Фрэнки заменил меня на Ежи Гинзбурга, поручика-танкиста из армии Андерса. Натан тоже долго не продержался в танкистах, хотя и провоевал до конца войны. Потом он сделал карьеру в разведке, но я так до сих пор и не знаю, в какой именно структуре он служит, да мне и не интересно. А я в ту войну так и возился со своими пушками, пока меня не ранили под Беэр Шевой.

Мои воспоминания прервала Шуля:

– Папка, ты опять куда-то уедешь? – требовательно спросила она.

– Еще не знаю, малыш – честно ответил я.

Надо сказать, что наш разговор мог бы показаться странным постороннему наблюдателю. Я стараюсь говорить с дочкой по-русски, мотивируя это тем, что еще один язык ей не помешает. Шуля же отвечает мне исключительно на иврите. Так я до сих пор и не знаю, умеет ли она говорить по-русски, хотя понимает несомненно все. Единственные русские слова, которые я от нее слышал, это "каша" и "кошка". Сима, когда мы еще жили вместе, была равнодушна к моим лингвистическим мечтам, лишь иногда вставляя нечто ехидное по-румынски, непонятное ни мне ни дочке. К счастью в кафе по случаю раннего часа было пусто и удивляться было некому, если не считать ко всему привыкшего хозяина.

– Если бы ты не уезжал, мы бы жили вместе – мечтательно протянула дочка.