Случались судороги чувственного экстаза и вовсе без прикосновений, лишь от предвкушения близости и запахов желания, дополненных нежным шёпотом и нескромными признаниями.
Вся комната насквозь пропиталась запахами желания и секса. Учиться стало просто некогда.
Через несколько дней выяснилось, что Оленька ненасытна.
Витя не справлялся с задачей, не мог, как следует удовлетворить свою маленькую женщину.
Она горела желанием круглосуточно, всегда. Ей нужно было ещё и ещё, а ему надо рано вставать, идти на работу, учиться, но он старался изо всех сил: Оленьке невозможно отказать.
Представьте ситуацию: юноше, которому едва исполнилось восемнадцать, можно в любую минуту принять участие в таких нескромных экспериментах, даже от рассказа о которых кое у кого может напрочь снести крышу.
Несмотря на ежедневное переутомление, Витька летал на крыльях. Вот она какая – любовь!
Может быть, у кого она иная, а у него такая и другой даром не надо.
Оленька, его маленькая Оленька, готовая для него на всё.
Естественно, он готов отдать вдвое, втрое: она того стоит.
Тем временем девочка начала превращаться в настоящую женщину. В ней зрело и приобретало грандиозные размеры чувство собственницы: мой, больше ничей!
Ещё бы!
И вдруг искоркой проскакивает во встревоженную внезапно головку крамольная мысль, – а если найдётся хищница, у которой появятся нескромные побуждения или дерзкие планы на любимого мужчину?
Говорят, мужики, когда влюблены, излучают сгустки энергий соблазна и концентрат феромонов – летучих витаминов любви.
Вдруг какая нахалка с развитыми рецепторами расшифрует закодированные в интимных посланиях сигналы вожделения, поманит неизведанными, а оттого притягательными прелестями, которые могут оказаться куда соблазнительнее, чем её собственные.
Оленька по-настоящему страдала оттого, что не единственная, кому есть чем удивить Витю, потому и принялась за организацию тотального контроля.
Поначалу юноша принимал ограничения свободы с улыбкой, считая такие действия неоспоримым свидетельством любви. Позже преследование начало утомлять.
Все эти выворачивания карманов на предмет улик, проверка памяти телефона, обнюхивания и замечания по поводу встреч, разговоров, случайно брошенных на проходящих мимо прелестниц взглядов стали задевать.
– Ты маньяк, настоящий сексуальный извращенец, – закатывала исерику Оленька, – мало тебе меня, раздеваешь взглядом каждую встречную.
– Успокойся, родная. Никто, кроме тебя, мне не нужен. Я однолюб, это наследственное. Если бы у меня появились левые мысли, не хватит сил на осуществление греховных желаний. Всю энергию и любовь отдаю только тебе… до донышка, без остатка. Сексуальную потенцию, которой наделена ты, никто иной не выдержит. Твои подозрения беспочвенны. Как же мы будем вместе жить, если перестанем друг другу верить? Я ведь тебя люблю.
– Это не мешает тебе заглядываться на ножки и попки. А силёнок у твоего слоника хватит на всех. Не морочь мне голову, выбрось обладательниц фривольных выпуклостей из головы, иначе не знаю, что с тобой сделаю, – Оленька начинала лить слёзы, которые Виктор с аппетитом слизывал, пытаясь её успокоить.
Эти скандалы неизменно заканчивались кроватью, серией невозможно вкусных акробатических этюдов, но оставляли впоследствии неприятное послевкусие от приступов неконтролируемой ревности.
Так они прожили весь первый курс, часть второго, пока случайно девочка не забеременела.
Радости Виктора не было предела.
Он уже всерьёз готовился к свадьбе, потихоньку откладывая по копеечке на торжество: фантазировал, редактировал нюансы предстоящих торжеств, строил планы семейного благополучия.
Чтобы не расстраивать, не злить любимую, Витька перестал общаться вообще со всеми, чтобы не вызывать подозрение и приступы вспыльчивости. Зачем расстраивать женщину, зачавшую драгоценный плод?
Виктор покупал для своей девочки экзотические фрукты, грезил семейным счастьем, которому не суждено было сбыться.
Кто знает, что, как повлияло на Оленьку, только она ни слова не говоря, сделала аборт.
Много времени эта зловещая процедура не заняла.
Вечером она была дома, как всегда встретила Виктора готовым ужином.
Уютно в доме может быть всегда, даже если в нём нет ничего, кроме любви, но чувство духовного и физического единства предпочло отсидеться на этот раз где-то в ином месте.
Оля была угрюма, раздражительна, а Виктор, как назло, хотел поговорить о семье, о ребёнке.
Девушка огрызалась, не позволяла себя обнимать, избегала близкого контакта.
Витя пытался шутить, балагурил, но встретил пронзительный, однозначно воинственно настроенный взгляд всё тех же, в половину лица почти чёрных глаз, в которых на это раз отсутствовали глубина и очарование, зато чётким контуром отпечаталась странная боль.
– Что случилось, девочка моя?
– Ничего особенного, тебя это не касается.
– Фу, бука, отчего же я вижу драматическое выражение лица, опять претензии, в чём-то подозреваешь?
– Нет-нет! Твоя жизнь – твои правила.
– Тогда отчего в глазах лёд и ужас, что-то с родителями?
– Не пытай, исправить уже ничего невозможно!