За полшага до счастья

– Не сезон. В середине октября остаются только местные, которые живут здесь весь год, и несколько сумасшедших, которые еще приезжают послушать шум волн. Барки вернулись, ставни в домах на берегу закрыты, но воздух еще теплый.

– Вас здесь все знают.

– Вот уже тридцать лет я каждое лето приезжаю сюда.

– И вам не надоедает?

– Никогда. Я обожаю это место. Находиться на пляже и испытывать это ощущение, будто ты на краю бесконечности… К тому же люди замечательные.

– Ну да, это ясно… Моя-то булочница не отрезала бы такой здоровенный кусок бриоши, чтобы угостить Люка. Если так будет продолжаться, он за неделю прибавит три кило.

– Это пойдет ему только на пользу. Он похож на выпавшего из гнезда воробушка. И тебе хорошо бы постараться пополнеть. Меньше будешь напоминать синичку.

– Мне и так уже джинсы стали тесны. Это позавчерашний ресторан.

– Очень хорошо. А то ты вызываешь жалость.

– Мне казалось, вам меня не жалко. Я бы предпочла вызывать жалость, но влезать в свои штаны.

– Купим следующего размера.

– У меня нет денег.

– Прекрати постоянно говорить о деньгах.

– Однако это нерв войны[5]. Без денег сегодня ничего нет.

– Главное купить нельзя.

– Ну да, слова богача. Главное – это что? Любовь, добрые чувства, счастье? – возмутилась Жюли. – Знаю я вас! Только люди, которые ни в чем не нуждаются, говорят, что деньги – не главное. Тем не менее иногда деньги полезны. Они позволяют иметь телефон, чтобы позвонить друзьям, когда тебе тоскливо. Они позволяют время от времени поесть вкусненького и в супермаркете прекратить наклоняться к нижним полкам, куда суют всякие дрянные продукты, а по ночам ползают тараканы. Деньги позволяют, когда хочется, купить модную шмотку, а не отставать на два года, потому что милые дамы, у которых полно денег, любезно сдадут надоевшие им тряпки в ближайшую лавку старьевщика. Это позволяет не дергаться, если лента транспортера перед кассой остановится… Это позволяет…

– Хватит, прекрати! Мне очень жаль. Но я напоминаю, что я тебе обещал, что твое пребывание здесь оплачено. All inclusive. Включая штаны, если ты малость раздашься в бедрах.

– А я напоминаю вам, что меня это смущает.

– Ах, ну да, точно. Ты же феминистка.

– Нет. Но я не привыкла, чтобы меня покупали.

– Я тебя не покупаю. Выкинь это из головы. Я покупаю вещи для тебя и твоего сына. Это совсем другое.

– Я так и не поняла, почему вы предложили мне поехать.

– Ты не обязана понимать. Я даже не совсем уверен, что тут есть что понимать. Ты возникла на моем пути, как кремень. А я кроманьонец, который безуспешно искал его, чтобы разжечь костер на краю дороги.

– Я вообще не понимаю, о чем вы говорите.

– Ты согреваешь мне душу.

– Хотелось бы мне знать как?

– Мне тоже. Я просто констатирую. Разве обязательно понимать все?

– Вы что, влюблены?

– Успокойся, я не собираюсь тащить тебя в гостиничный номер, чтобы с гордостью думать, что еще могу завалить малолетку. У тебя внутри есть какое-то сияние. Вот и все. А мне хотелось добавить чуть-чуть света в мои серые будни.

Тут Жюли задумалась, где он мог разглядеть это сияние. У нее-то такое ощущение, что ее жизнь, если бы не сын, была бы сплошными серыми буднями.

– Да где же вы видите этот свет?

– В твоих глазах.

– О, только не надо про глаза. Это самый неуклюжий из известных мне приемов соблазнителя – сказать девушке, что у нее красивые глаза.

– Я тебе не говорил, что они красивые. Я сказал, что в них свет.

– Гм…

– Что не мешает им быть красивыми.

– Ну вот видите!

– Полина была вроде тебя…

– Полина?

– Моя первая жена. Мать Жерома…

– Была?

– Она умерла, когда ему было три года.

– А я думала, она вас бросила.

– Знаю.

– От чего она умерла?

– От рака вульвы. У молодых такого вообще не бывает. Он за три месяца скрутил ее. Врачи ничего не смогли сделать. Только калечили ее. Ни за что. Полина была моим огоньком. Когда он погас, я так и не смог согреться. А теперь вот уже неделю ко мне вернулось ощущение в спинном мозге, возможно даже в грудной клетке и в животе. В кончиках пальцев. Крошечные искорки зажигаются то тут, то там и заставляют меня поверить, что внутри еще может стать тепло.

– А ваша вторая жена?

– Холодный свет. С Марлен я тридцать лет прожил как перед холодильником с открытой дверцей.

– Зато светло.

– Наоборот, темно. Мне кажется, я пропустил тридцать лет своей жизни и только очнулся после дурного сна.

– Вас ведь не насильно женили?

– Нет, но я был в растерянности, с трехлетним ребенком на руках. Мы встретились у общих друзей, я подумал, что мы сможем провести вместе остаток жизни и что Жерому с ней будет лучше.

– Ему было лучше?

– Понятия не имею. Но не думаю, чтобы она причинила ему зло.

– И то хорошо.

Вернувшись домой, они распаковали свои покупки. Людовик потихоньку справился со своей бриошью и потребовал кружку молока. Поль включил кофеварку, а Жюли принялась выставлять на стол посуду. В это время ребенок позвал мать, чтобы сделать Балу.

– О чем он тебя просит? – удивился Поль.

– Балу. Ему очень нравится. Это для хорошего настроения.

– А что такое Балу? – Поль был еще более заинтригован.