Церемония прощания была простой. Пришедшие разместились на скамьях в первом ряду. Жюли вела не слишком активную социальную жизнь. Но все близкие пришли. Те, кто поддерживал и понимал ее. Те, кто разделял ее чувство и мог подбодрить взглядом или искренним объятием. Пришли даже несколько кассирш. Очень любезно с их стороны. И деревенские старики. У кого нашлось время. Кто верил в Бога. Кто принадлежал к старому ядру деревенской общины. Кто был знаком между собой с детства и совместно перенес многие испытания жизни. А они знали, что это испытание тяжелее всех остальных. Так что, возможно, их присутствие…
Богослужение совершал старый деревенский кюре. Пожилые служители церкви видят много горя, но сохраняют свою веру непоколебимой. Интересно, как им это удается?
Жюли написала текст, чтобы прочесть его во время церемонии. Она попросила, чтобы Манон зачитала его вместо нее, если она сама не сможет. Она не слишком надеялась, что у нее хватит сил. Волнение сковало ей горло.
Однако за несколько мгновений до того, как ей предстояло взять слово, Жюли ощутила, что ее заполняет какое-то чувство внутреннего умиротворения, которое помогло ей обрести необходимое спокойствие, выровнять дыхание, высушить слезы и обрести голос. В этом здании парила маленькая душа, и она была здесь не просто так.
Жюли простояла несколько минут, прислонившись лбом к гробу, и вернулась на свое место. Установилась невероятная тишина, плотная, густая, как зимний туман. Какую по-настоящему можно слышать. Ни всхлипа, ни шуршания носового платка, ни кашля. Ничего. Небытие. Тишина причащения. Тишина прощания…
А потом произошел еще один волнующий момент. Хотя стоял ноябрь, к гробу подлетела белая бабочка и села на него. Разумеется, ночная бабочка оказалась здесь случайно.
Как это случайно?
Кюре благословил эту тишину, это насекомое и продолжил молитву. А потом кивнул Ромэну, который просил разрешения что-то прочесть. Тот вышел, развернул клочок бумаги, кашлянул и нерешительно посмотрел на присутствующих.