За последней чертой

И зачем он только ввязался в эту дурацкую революцию? Зачем встал на защиту одной из сторон в безнадежной, неравной борьбе? Может быть, потому, что считал своим долгом выбрать самый тяжелый путь? Нина когда-то часами слушала, как он говорил ей об этом. Они сидели в маленьких кафе или в их большой спальне и говорили, говорили о революции. Им ничего не стоило уехать за границу, в Америку, оставить всю эту бойню позади. Но Нина знала, что он так не сделает, что он не успокоится, пока не вступит в бой на стороне своего генерала. Нет, не то чтобы Хольц был очень уж высокого мнения о генерале Кортесе — отнюдь; но он чувствовал, что, как офицер, не имеет права уклоняться от исполнения своего долга, и в конечном счете остался в армии.

Они прощались ночью. Нина пришла к своим друзьям, которые жили неподалеку от штаб-квартиры Кортеса, и ждала там Хольца, который в тот момент пытался убедить генерала в том, что, как бы отважно они ни сражались, Пабло, скорее всего, окажется им не по зубам. Начало было неловкое, но это не имело значения. Он знал, что должен был это сказать, и чувствовал, что прав перед своей совестью.

Воспоминания пришлось прервать, потому что появился Дедос — он уже заложил динамит и теперь медленно пятился к фермерскому дому, раскручивая шнур, осторожно переступая ногами. Хольц спустился по скрипучей лестнице и пересек двор.

— Вот, провод достает досюда. — Дедос вытер пот со лба, остановившись в нескольких метрах от ворот фермы.

Хольц решил, что этого достаточно.

— Тебе придется спрятаться здесь, — сказал он. — Когда солдаты Пабло подойдут к мине, ты взорвешь ее, только подпусти их поближе, чтобы волной уложило сразу несколько человек. После этого как можно скорее беги в дом.

Дедос улыбнулся. Его маленькая злая мордашка просияла.

— Есть, лейтенант! Уж можете не сомневаться, я все сделаю.

Хольц осмотрел мину и обнаружил, что Дедос заложил ее очень умело. Пожалуй, лучше он и сам бы не смог сделать. Лейтенант признался в этом Дедосу, и тот снова улыбнулся. Сегодня был его день.

Хольц помог ему подсоединить провода к взрывному устройству.

— Будешь дожидаться моего сигнала. Сиди здесь, в тени. Когда Гольц даст нам знак, что враг приближается, ты займешь место около взрывателя. Когда я свистну в свисток — взрывай. Все понял?

Дедос кивнул:

— Это очень просто. — Он отошел и присел на землю с самым беззаботным видом.

Хольц снова поднялся в комнату, где они установили пулемет, проверил пулеметную ленту и вынул из нее три патрона, которые показались ему ненадежными — вдруг застрянут, и пулемет заклинит. Потом он закурил сигарету и расслабился. На войне всегда одно и то же. Долгие часы бездействия в ожидании приказа, или наступления врага, или увольнительной домой — это было самое сладкое ожидание из всех. Он не видел Нину уже три месяца. Это очень долго. У него даже тело заныло, так захотелось, чтобы она оказалась сейчас в его объятиях.

Как правило, долгие периоды воздержания Хольц переносил спокойно, но это было до того, как он встретил Нину. Разлуку с ней пережить было тяжело. И не потому, что его тело требовало разрядки. Нина была очаровательной, и, лежа рядом с ней, он чувствовал себя так хорошо, как ни с какой другой женщиной. Ему казалось, будто его уносит вверх мощной волной. В ушах стоял шум прибоя. С ней он мог полностью расслабиться и просто быть самим собой. Это так ценно. Раньше он всегда следил за тем, что говорит и делает, боялся критики, старался показать себя великим любовником. Поэтому теперь ему было так трудно без нее. Трудно еще и потому, что он мог вообще больше никогда с ней не встретиться.

Хольц взглянул на свои наручные часы. Кортес с армией ушли уже час назад. Оставалось ждать еще одиннадцать часов, а потом он с чистой совестью тоже сможет отсюда уйти. А вдруг Пабло и правда не станет атаковать? А вдруг ему, Хольцу, все-таки удастся выбраться живым с этой фермы и догнать Кортеса, перевалить через гору, оказаться в безопасности? Если так, то впредь он никогда и ни за что не будет рисковать своей жизнью. Никогда. Он сразу же, немедленно поедет к Нине, они вместе перейдут границу и забудут про эту безумную революцию. Они будут жить ради себя. Разве мало он уже сделал для революции? Ведь от одного человека не может зависеть успех такого дела. Как бы храбро он ни сражался — все равно не в силах ничего изменить. Нет, решено: они с Ниной уедут, и все это останется позади.

Гольц стоял на вершине холма, не двигаясь, спиной к ферме. Хольц лениво посматривал на него. И вдруг сердце у него дрогнуло и заколотилось сильнее, когда Гольц развернулся и побежал в сторону дома. Лейтенант видел, как пыль клубится у него под ногами. Приближаясь к воротам, дозорный отчаянно махал левой рукой, в правой нес винтовку.