— Кени, так чем ты недоволен? — удивлённо спросила Ленка. — Для нас же всё хорошо кончилось?
— Я недоволен тем, что до самого последнего момента я не понимал, что происходит. Мне не нравится быть в роли пешки, и меня совсем не утешает, что Лесин с Родиным были такими же пешками. Сейчас для нас всё кончилось хорошо, но кто может сказать, когда он решит сыграть нами новую партию, и чем она для нас кончится в следующий раз? Мы слишком быстро выросли, и вполне возможно, что он захочет нас немного прижать.
— Что нам нужно делать сейчас? — спросила Зайка, которая явно осознала всю серьёзность нашего положения.
— Если использовать нас для очередной интриги будет не так просто, то он может поискать другие варианты, вместо того, чтобы пытаться втянуть нас. Мы должны вести себя очень осторожно. Никаких рискованных операций, все предложения от сотрудников внимательно анализировать. Если эти предложения хотя бы краем затрагивают другие роды или семейства, привлекать людей Кельмина для негласной проверки предлагающего. В целом держимся в тени, и всем демонстрируем, что мы мирные и хорошие.
Печально это осознавать, но я окончательно удостоверился, что таланта интригана у меня явная недостача. Возможно, родись я в нормальной дворянской семье, меня воспитывали бы по-другому, но у нашей матери искусство интриги в список обязательных предметов не входило. Впрочем, другие участники этой интриги тоже не впечатлили — я не удивлюсь, если Лесин с Родиным даже не поняли, что в этой игре они были даже не фигурами, не то что игроками. Да и я, скорее всего, так бы ничего и не понял, если бы шпион не упомянул князя. Можно жить и без интриг, но надо реально оценивать свои силы и вести себя очень осторожно. А главное — не затевать с князем никаких игр и не наступать ему на мозоли.
Глава 10
Как-то так получилось, что в нашей группе вошли в обычай регулярные посиделки в «Учёном цыплёнке». Где-то раз в полторы — две недели я приглашал всю группу, и мы проводили часа три за болтовнёй. Мы с Леной не жили в общаге, так что для нас это был единственный способ нормально пообщаться с одногруппниками, ну а для них — возможность до отвала поесть хорошей еды. С деньгами у наших крестьян всегда было напряжённо. Эти небольшие вечеринки очень благоприятно сказались на климате в группе. Психологический комфорт там, где ты проводишь бóльшую часть времени — это всегда важно, особенно для эмпата, который хорошо чувствует направленные на него отрицательные эмоции.
В этот раз к нам присоединилась Анета Тирина. Чуть ниже и сбоку правого глаза у неё красовался роскошный кровоподтёк со ссадиной, который она периодически трогала морщась.
— У вас сегодня Генрих был? — сочувственно спросила её Ленка.
— Разве не видно? — усмехнулась Анета.
— Интересно, — вспомнила вдруг Смеляна, — а он и в самом деле садист?
— Вряд ли. — ответил я. — Садизм — это же не просто сделать больно. Если я правильно понимаю, там какой-то сексуальный мотив должен присутствовать. Если бы он был садистом, то бил бы в основном девчонок. А он для каждого находит добрую плюху.
— Зачем надо прямо вот так уж? — грустно вздохнула Смеляна.
Я взял со стола круглую коробочку с зубочистками и быстрым движением кисти швырнул её прямо ей в лицо. Коробочка отскочила от мгновенно поставленной защиты и покатилась по столу.
— Вот и ответ зачем это надо. — сказал я. — Смела, у тебя уже есть шанс выжить в бою.
— Да я на самом деле не жалуюсь, — смутилась она, — просто очень уж тяжело это даётся.
— Что поделать — мы, приматы, лучше всего обучаемся, когда нас бьют по голове палкой.
Иван помрачнел. Ему боевая практика давалась тяжелее всего — со скоростью реакции у него было совсем плохо, и прилетало ему часто и помногу. Причём физиологически он вполне укладывался в средние рамки, просто привык всё делать не торопясь, и сейчас ему приходилось ломать наработанный с детства шаблон поведения. По сути, это была чуть ли не полная перестройка личности, но наш Генрих своё дело знал туго, и Иван уже начал понемногу превращаться из медлительного увальня в крепкого и резкого паренька.
— И чему можно научиться, когда тебя бьют по голове палкой? — сварливо спросил он.
— Видимо тому, что нужно взять палку самому и колотить ею кого-нибудь другого. — пожал я плечами. — Нет, ну в самом деле — вы разве не понимаете, что если бы нас так не учили, то пришлось бы самим обучаться в бою, а там необученному выжить не так просто. Меня вот, к примеру, чуть не убили на стажировке в отряде, спас только дорогой защитный амулет. Он потом раскрошился — триста гривен на ветер, но зато я выжил. После этого я совсем по-другому смотрю на наши тренировки.
— А что там было? — заинтересовался Иван.
— Владеющие камнями швырялись. Извини, не люблю я это вспоминать.
Ленка кивнула. Для неё это воспоминание было очень болезненным — она тогда подумала, что меня убили. Мы не знаем, что будет, если один из нас умрёт, да и не хотим над этим задумываться. И так понятно, что выжившему придётся очень тяжело, а может, он и уйдёт следом.