За поворотом новый поворот (СИ)

— Костя, а знаешь, есть такая удобная вещь, называется «телефон», когда хотят заехать, то предупреждают, — Полине не нравилось, что Костя бесцеремонно, без звонка, уже не первый раз приезжал к ней домой. Она его близким человеком не считала.

— Я думал, ты обрадуешься, — Константин улыбнулся так обаятельно, что было невозможно удержаться и не улыбнуться в ответ.

Посетители сменяли друг друга, и Костя не мог подробно рассказать о своем прошлогоднем походе в горы. А рассказывать о себе он любил.

Рабочий день был закончен, они вместе вышли на улицу, Полина стала закрывать дверь на ключ, Костя притянул её к себе, и они стали целоваться. Губы у Кости были нежные и страстные одновременно.

— Я тобой, девочка моя, брежу. Поедем ко мне. Только не убегай, как тогда, — шептал Костя.

— Меня дома ждут, — очнулась Полина. — Пойдем, проводишь.

— Я на машине. Садись, поедем.

В машине Костя буквально набросился на Полину, хотел расстегнуть куртку, но она таким тоном сказала: «Перестань, мне неприятно», что все домогательства тотчас же прекратились.

Костя не мог понять, как он может быть неприятен. Хотелось разобраться: может, так цену себе Полина набивает, но это смешно — давно не девочка. Вероятно, это фригидность, но он слышал в гостинице её стоны под ним, помнит, как потекла Полина от его ласк.

— Ты долго собираешься меня мучить, — хотел спросить равнодушно, но голос предательски захрипел.

— Костя, я тебя не мучаю, просто я тебя не люблю, извини.

— Понятно. Я это тоже в детстве слышал: умри, но не давай поцелуя без любви. Мне лет тринадцать было. Но потом я вырос и многое узнал. Тебе тоже повзрослеть пора, — хотелось сказать что-то очень обидное, но Костя сдержался и с уважением отметил про себя свою сдержанность.

А Полина зашла в подъезд, с опаской открыла почтовый ящик, боясь обнаружить новую записку, и облегченно вздохнула — кроме предложения по замене пластиковых окон в ящике ничего не было. Про Костю она не думала.

А вот Костя ехал и думал про Полину, сначала со злобой и раздражением, потом с обидой: «Дура! Вообразила о себе!». Затем он позвонил своей давней любовнице Лере и поехал к ней ночевать. Позвонил не за тем, чтобы предупредить о своем приезде, а чтобы зря не промотаться по городу, если её не окажется дома. Правильно сказала Полина: «Есть такая удобная вещь, называется «телефон», Костя улыбнулся и отправил Полине сообщение: «Спокойной ночи, девочка моя! Не сердись». Потом заехал в аптеку и купил презервативы, он всегда, когда ехал к Лере, покупал презервативы: ему нравилось, как она их на него одевает губами.

ГЛАВА 22

Полина с полной сумкой пластиковых лотков в очередной раз поехала к Александру в больницу. Она ко всему, что касалось здоровья, подходила очень ответственно, как, впрочем, и ко всему остальному. Поэтому в сумке были лотки с холодцом (необходимо есть для роста суставного хряща), с жареной в сухарях цветной капустой (укрепляет кости после перелома), с паштетом из говяжьей печени (лидером по содержанию витаминов группы В, необходимых для формирования коллагенового каркаса). Полина узнала, что при заживлении переломов рекомендуется включать в меню креветок, брокколи и крабов, но покупать эти продукты финансовое положение ей не позволяло, а брать деньги у Александра, хотя он и предлагал, не хотела.

Галина Павловна осуждающе смотрела на сборы:

— Ты бы к матери в больницу такие сумки носила, как к чужому мужику тащишь.

— А я именно такие и носила, — напомнила Полина, но Галина Павловна равнодушно отвернулась.

Прежде Полина обязательно стала бы переживать, с дрожащими губами напоминать, как она, договариваясь со сменщицей, каждый день ездила к матери в больницу на другой конец города, навьюченная, как верблюд. Но теперь что-то в ней незаметно менялось. «Она имеет право высказать свои претензии? — думала Полина о матери. — Имеет. А я имею права не обращать внимания на претензии, которые считаю необоснованными? Имею».

Галина Павловна тоже почувствовала перемены, происходящие в дочери. Как любая властная мать, она привыкла командовать, не задумываясь о последствиях своих слов, и не хотела отпускать своего ребёнка, неважно, будь ему хоть семь, хоть тридцать семь лет. Но неожиданно всегда послушная, не способная, по мнению матери, самостоятельно жить, Полина начала строить равноправные взрослые отношения.

— Мужик-то хоть стоящий? — Галина Павловна кивнула на приготовленную в больницу сумку.

— Мам, я же тебе рассказывала. У него никого нет, с работы сиделку наняли через фирму. Деньги большие платят, а приходит какое-то чучело бездушное. Медработник, должна ему массаж делать, помогать восстанавливаться, а она с таким видом заходит, типа, «ну, сколько мне ещё на вас смотреть!»

— Раз работа сиделку оплатила, значит, стоящий мужик, — примирительно произнесла мать.