За право летать

…Его подняло на одной какой-то особенно высокой волне, потом опустило – пустым затылком вниз, вниз, дыхание исчезло, темно и искры, это звезды, нет, что-то горит, падает и горит, стекло, спираль и свет. Краешек сознания коснулся обоих глаз и правой брови. Это я, подумал Санька. Я здесь. И мне, наверное, конец. Конец, конец! – радостно и звонко отскочило от стен. Зубчатые слова цепляли, как репей. Он хотел перелезть через забор, красно-коричневый, занозистый, но по ту сторону сидели серые потные собаки, тысячи собак, сидели неподвижно, плотно, как семечки в подсолнухе, и смотрели на него, раскрыв черно-розовые пасти. Ты очнись, очнись, шептал кто-то мягкий, с большим теплым сердцем, оно било на три счета: ду-ба-дамм… ду-ба-дамм… Ага, сказал Санька и приподнялся на локте. Обзор был плохой, край койки закрывал треть сектора, да ещё эта дурная подушка, сколько раз говорил… они появятся оттуда, из мертвой зоны, и опять ничего не удастся сделать, не успеть, не успеть… очнись… у неё были рыжие волосы, это он заметил, Боже, что же с ними стало в том аду… из стены вдруг проступил на миг барельеф: мальчик и девочка, взявшись за руки, летят куда-то, это же Пашка и Анжела, конечно, это они и были там, точно, как я не догадался раньше… что это гудит?.. очнись, очнись!.. опять волна, шелест, взлет, падение, захватывает дух, нет, нет, нет, я дышу, вот: дышу, слышите же… не надо больше уколов, и электричества не надо, я же вот он, я лечу… разряд!.. больно… не хочу больше, не хочу, пожалуйста… разряд!.. ты должен хотеть, сказала рыжеволосая девочка, так надо, поэтому дыши и не давай сердцу замирать так надолго… ты кто? – спросил Санька, кося глазами, люди с твердыми пальцами что-то делали с его головой, но глазами он мог косить. Я – Белла, сказала девочка. Я – Белла…

– Белла… – попытался повторить Санька, но язык был прижат жесткой трубкой. Тогда его скрутила судорога кашля, красной пеной ударила в голову, и все надолго исчезло.

– Не знаю, что там с телепатией, а даром предвидения я не обделен, – сказал Адам, возвращаясь к столику с двумя бокалами и фляжкой коньяка «Двин».

– Не верю. – Вита легонько клацнула зубами и посмотрела вниз. Лужа вокруг кроссовок постепенно увеличивалась. – А если да, то какого черта?..

– Опоздал, – сказал Адам, разлил коньяк, не присаживаясь, и подал Вите. – Только решился открыть рот в вашем присутствии…

– Но сначала надо было спрятать лопату. Или чем ты там это дерево подрывал?

– Экскаватором. Ручным таким.

– Хорошо, что не диким. Но переодеться мне все равно придется. А во что?

– Купим, – легкомысленно откликнулся Адам.

Вита с сомнением перевела взгляд с напарника на коньяк.

– Ладно. Пьем за чистоту и наивность, – вздохнула она.

– Присущую джентльменам, – гордо добавил Адам. Выпить они успели. Чудом.

– Эф Би Ай!!! – истошно завопил пронзительный женский голос, и через перила перемахнула явно крашеная блондинка в черном, испачканном спереди костюме. В правой руке она держала огромный никелированный пистолет, в левой – фонарик размером с полицейскую дубинку. – Всем стоять! – не совсем логично продолжила она по-русски.

– Влипли. – Вита пнула ножку стола. Адам едва успел подхватить фляжку:

– Они уже здесь!

– Они давно здесь.

– Как они меня достали в Бейруте!

– Как они меня достали в Кейптауне… – с глухой тоской протянула Вита.

– А зачем тебя занесло в Кейптаун?..

Действо тем временем стремительно набирало обороты. Крашеных блондинок на площадке стало не то пять, не то шесть штук. Точно сосчитать не получалось – очень уж быстро носились. Пройдя сквозь это мельтешение, на веранду вплыл молодой человек подчеркнуто невыразительной внешности. Он обвел присутствующих сонным взглядом и глубоко задумался. Блондинки забегали ещё быстрее.

– …Там саванна. По саванне можно гнать сто двадцать – и никаких тебе деревьев. Кайф, – шепотом объясняла Вита.

По сигналу сонного молодого человека блондинки перешли к активным действиям. Их первой жертвой стала пожилая пара за соседним столиком.

На стол брякнули сверкающий маленькими зеркалами прибор размером с ботинок. Прибор зажужжал, замигал лампочками и поехал, расталкивая тарелки. Блондинки хором взвизгнули и стали фотографировать, брать пробы воздуха, измерять радиацию, бегать вокруг стола и размахивать маленькими маятниками и рамками. Верещали будильники, сыпалось конфетти, разлеталась из баллончиков яркая «лапша», прилипая к потолку и стенам, обвисая и на самозваных фэбээровцах, и на ни в чем не повинных зрителях.

Публика терпела молча. Это следовало переждать – как внезапный дождь. Звать полицию считалось дурным тоном, а любое частное возражение могло вызвать у икс-фанов только новый прилив энтузиазма. А так – пошумят минут десять, соскучатся и уйдут.

– А эти в Кейптауне все черные, но рыжие и в белом…

Приборчик на столе издал резкий неприличный звук. Блондинки радостно всполошились, сдернули с молодого человека большую спортивную сумку и стали вышвыривать из неё самые неожиданные предметы – связку бюстгальтеров диких расцветок, надувную мясорубку, кандалы с намордником…