За правое дело

— Ка-ак посмотрю я на эту кровлю, ка-ак подумаю, что над головой дома стоят, сосны растут, как подумаю, что мне туда спускаться, ох, Котов, не говори!

Котов, любивший говорить людям наперекор, ответил ему тогда:

— Боишься шахты, попросись на фронт добровольцем.

— Ну и что ж,— сказал Девяткин,— я не против.

Сейчас они шагали рядом, и оба поглядывали на широкую спину Новикова, бесшумной, лёгкой походкой идущего к забою. Странное чувство вызывал Иван Павлович в людях, работавших вместе с ним. В нерабочее время, казалось, не было человека мягче, добродушней, уступчивей. Вот и сейчас Латков всё время задирал его, спрашивал:

— Слышь, Новиков, ты вчера в конторе подписал, что к первому числу вроде до угля дойдёшь. А нас ты спрашивал? Сам хочешь дойти? Или как, ты с Моториным, секретарём парткома, вдвоём будете бурить?

И Новиков не сердился на приставания Латкова, лениво отвечал:

— С кем дойду до угля? Вместе с вами.

— А у нас по восемь рук, по четыре шкуры? — спросил Девяткин.

— Посмотри, что я в распределителе вчера получил, а потом обязательства давай,— добавил Котов.

— Чего мне твой паёк смотреть,— отвечал Новиков,— карточки у нас одинаковые.

— Вот то-то, что одинаковые.

— Нет, ребята, никак вы в толк не возьмёте, что подземная работа лучше всех,— сказал Новиков с кроткой убеждённостью.

— Так ты и не выезжай из шахты,— сказал Девяткин,— сиди здесь и всё.

— Нет, всё-таки есть в тебе, Новиков, административная струя,— сердито сказал Котов.

— Почему во мне административная струя,— обиженно сказал Новиков,— это ты ведь всё мечтаешь в контору перейти. А я всю жизнь рабочий. Вот вы б послушали, как рассказывал директор военного завода, надо танковые части формировать, а завод на полную мощность не могут пустить: угля не хватает. Ждут нашего.

— Это мы понимаем, вчера уже слышали,— сказал Котов и спросил у Брагинской: — А страшно в шахте, вдруг завалит? Останется у тебя сирота.

Брагинская ничего не ответила.

Латков посмотрел на два огонька, мерцавшие вдали, и проговорил:

— Гляди, Нюра Лопатина и Викентьев уже в забой пришли. Вот уж сознательные, дальше некуда, вроде бригадира.

50

Близость угольного пласта всё больше чувствовалась во время работы проходчиков. Уголь словно сердился, свирепел, что люди подбираются к нему, собираются его растревожить. То и дело во время бурения происходили лёгкие выбросы газа, и вода, которой промывались бурки, с шумом выплёскивалась в забой, иногда выбросы были так сильны, что вместе с водой выстреливало кусочки породы.

В кровле образовалось суфлярное выделение ^{124}, и невидимая струя рудничного газа с лёгким, тревожащим душу, свистящим шорохом вырывалась на штрек. Когда к этому месту рабочие подносили аккумулятор, видно было, как стремительно вылетают из трещины поблёскивающие чешуйки сланцевой пыли. Когда Нюра Лопатина приблизила к этой трещине свой белокурый волос, он затрепетал, словно кто-то подул на него. Седоусый газовый десятник перед началом работы пришёл в забой замерить газ, и пламя в его индикаторной бензиновой лампе зловеще набухало, росло; шахтёры переглядывались, а десятник веско спросил:

— Видишь, товарищ Новиков?

— Отчего ж не видеть, вижу,— спокойно отвечал Новиков,— есть там уголёк, дышит.

— Понимаешь?

— Отчего ж не понимать, на верном направлении бурим. Вот что,— проговорил он, обращаясь к Девяткину и Котову,— прежде чем бурить шпуры, зададим мы глубокую разведывательную бурку на ручном станке, дренажик сделаем, а там уж пойдём бурить для отпалки. Так вернее будет.

Вентиляционный десятник сказал:

— Правильно, так и начальник вентиляции велел. Спешить — людей смешить.

— Смешить бы ничего,— сказал Новиков,— а вот губить зря людей, совсем даже глупо.

Брагинская спросила:

— Это опасно, Иван Павлович?

Он пожал плечами. Что отвечать ей? Всяко бывает. Вот работал он на западном уклоне жаркой и тяжёлой шахты Смолянка II, там случались внезапные выделения газа, при которых забой засыпало на десятки метров, под самые верхняки; сотни тонн угольной пыли и штыба, словно из огромной пушки, выстреливало на штрек. Конечно, опасно. Засыпет, откопают через неделю. Такие забои охрана труда закрещивала, прекращала в них работу. Работал он на проходке шахты 17–17-бис в Рутченковском рудоуправлении. Вот уж где были суфляры! Газ выл так, что человеческого голоса не слышно! Выбросы при бурении такие были, что щит у бурильного станка в щепки разбивало! И ничего ведь — пробурился на пласт. А тут, что ж сказать, ручаться нельзя, может вдруг так ударить, что стойку выбьет, не то, что белокурый Нюрин волос шевельнёт. Ведь всё-таки подземная работа, недра земли, а не конфетная фабрика. «Это опасно?» Ну что ответишь? Там, где младший брат, похуже. А она, точно поняв по неохотному пожатию плеч, по молчаливой усмешке Новикова ход его мыслей, смущённо сказала:

— Правда, где муж мой был, не спрашивали — опасно или не опасно.