Через два часа после получения приказа он вёл уже деловые переговоры в Бронетанковом управлении, созванивался с одним из заместителей генерала Хрулева, уславливался о встрече с начальником танкового училища, и голова его была полна множеством деловых мыслей и соображений, а в блокноте появились десятки записей, пометок, вопросов телефонных номеров, телеграфных адресов, цифр. И десятки вопросов, ещё вчера бывшие для него вопросами теоретическими, общими, вдруг превратились в жгучую, важную, определяющую покой, жизнь и честь действительность, ту, что требовала всех без остатка сил разума и души.
Вопросы комплектования личного состава в батальонах, полках, бригадах, темпы поступления боевой техники, радиооборудования, средств связи, нормы горючего и финансирования, поступление обмундирования, продовольствия, методические указания, учебные планы, обеспеченность жильём, да и ещё десятки и сотни других - крупных и малых, сложных, простых, первостепенных и второстепенных - вопросов...
Теперь и он редко ночевал в квартире Иванова. Накануне отъезда из Москвы он до позднего вечера разговаривал в кабинете генерала, возглавлявшего технический отдел, с военными инженерами, знатоками танкового топлива и смазочных масел. К двенадцати ночи его должен был принять начальник Бронетанкового управления.
Во время разговора с инженерами о зольности солярки Новиков попросил у генерала разрешения позвонить по телефону и набрал номер телефона Иванова. Тот оказался дома и спросил:
- Что, брат, паришься?
Новиков сказал Иванову, что приедет с ним проститься на рассвете, и спросил, заранее предполагая отрицательный ответ?
- Писем или телеграмм для меня нет?
- Постой, - сказал Иванов, - есть открытка.
- А кто подписал, посмотри...
Иванов помедлил, видимо, разбирая незнакомый почерк, и сказал:
- Не то Штурм, не то Штром, вот так.
- Прочти мне открытку, пожалуйста, - быстро сказал Новиков.
- "Дорогой товарищ Новиков, вчера вернулся с Урала, куда был срочно вызван, - начал читать Иванов, покашлял и сказал" - Доложу тебе, почерк жуткий - Пишу вам печальные вести, из письма Александры Владимировны мы узнали, что в первый день бомбёжки погибла Мария Николаевна..." - Иванов запнулся, видимо не сразу разобрав еле дующие слова открытки, а Новикову показалось, что он колеблется, прежде чем прочесть о гибели Евгении Николаевны...
Сдержанность изменила Новикову в эти минуты. Он забыл о том, что говорит из служебного кабинета генерала танкиста, что четыре малознакомых человека, продолжая деловую беседу, невольно прислушиваются к телефонному разговору... Резким, внезапно дрогнувшим голосом он вскрикнул:
- Да читай же ты, ради бога!
Сидевшие в комнате внезапно примолкли, посмотрели на него.
- "Евгения Николаевна с матерью доехала до Куйбышева, задержится там, от неё вчера получена телеграмма", - прочёл Иванов, и примолкшие собеседники снова заговорили о своих делах - так ясно преобразилось лицо Новикова. Да и сам он заметил: в тот миг, когда он услышал о том, что Евгения Николаевна выехала в Куйбышев, стиснувший сердце обруч лопнул, и, казалось, без всякой связи мелькнула мысль: "Надо не забыть до отъезда поговорить о назначении Даренского".
Далее Штрум писал, что о судьбе Веры и Степана Фёдоровича ничего не известно, а Новиков, слушая медленное чтение, думал - "На корпусной штаб Даренского уж очень хлопотно определить, не поставить ли его на бригаду для начала - и тотчас же усмехнулся и вновь подумал: "О брат, проснулась в тебе административная душа..."
Он поблагодарил Иванова, шутливо сказавшего ему под конец: "Передача телефонограммы окончена, передал полковник Иванов".
- Принял Новиков, - проговорил он и, кладя трубку, уже был спокоен, уже привык к минуту назад полученному известию, и ему уже казалось: "Да разве могло быть иначе"; но он понимал, что могло быть и иначе...
Новиков спросил у пожилого майора, сотрудника технического отдела, который должен был лететь вместе с ним к месту формирования танковых бригад:
- Мы каким маршрутом полетим, вы уж летали?
- На Киров, - ответил майор, - можно бы и на Куйбышев, да там случается, не заправляют, есть риск, что застрянем, недавно мне там пришлось больше суток на аэродроме просидеть.
- Понятно, - сказал Новиков, - рисковать не следует, надо на Киров. - И подумал: "Ох, и влетело бы мне, услышь она эти мои слова",
В полночь Новикова должен был принять начальник Бронетанкового управления. Ожидая, Новиков поглядывал на дежурного секретаря, сидевшего за столом, уставленным телефонами, прислушивался к негромким разговорам в приёмной.
За эти дни Новиков как-то по особому начал ощущать события и людей, и когда он думал о делах прошедших, то и они как-то по-новому представлялись ему, по-новому связывались между собой.
Цепь событий, жестокие дни испытаний привели отступающие войска к Волге, а рядом война проложила другую дорогу идя по ней, рабочие и инженеры подготовляли день, в который советские танковые заводы выпустят танков больше, чем танковая промышленность противника.