За правое дело (Книга 1)

Несколько раз Александра Владимировна вспоминала слова Мещерякова и чувствовала, как кровь приливала к щекам, - ей хотелось пойти в контору и отчитать его, но она сдерживала себя.

"Раньше кончу работу, сделаю предложения, - думала она, - а потом уж намну ему бока, демагогу".

Многие директора и главные инженеры знали напористость и резкость Шапошниковой и закаялись отмахиваться от ее предложений по охране труда. Опытный глаз и обоняние Александры Владимировны - она часто говорила, что нос - важнейший прибор химика, - сразу же определили неблагополучие санитарных условий. И действительно, индикаторные бумажки тотчас же меняли окраску, поглотительные растворы мутнели - видимо, в воздухе цеха содержалось много вредных примесей. Она почувствовала, как маслянистый, тяжёлый воздух расслабляюще действовал на неё, раздражал ноздри, вызывал перхоту и кашель.

В обратный путь ехали уже с другой машиной; по дороге испортился мотор; водитель долго копался в нём, потом подошёл к кабине, задумчиво, медленно обтирая руки ветошью, и объявил:

- Дальше не поедем, буду буксир из гаража вызывать, заклинил поршня.

- Девушка довезла, а мужчина не смог до города довезти, - сказала Кротова. - Я еще хотела в магазин поспеть сегодня.

- На попутной за десятку довезут, - посоветовал водитель.

- С аппаратурой что делать, вот вопрос, - задумалась Александра Владимировна и затем решительно проговорила. - Вот что, тут недалеко до Сталгрэса, я схожу и возьму у них машину, а вы, товарищ Кротова, постерегите аппаратуру.

- Не дадут вам со Сталгрэса машину, - сказал водитель, - там мне шофёры говорили" сам Спиридонов лично наряды подписывает, у него не выпросите, у жмота.

- У него как раз я и выпрошу, - сказала Александра Владимировна, - хотите пари заключим. Но водитель почему-то обиделся:

- Зачем мне ваше пари, подумаешь, - и, подмигнув, предложил Кротовой: Оставайтесь, заночуем под брезентом, как на курорте, холодно не будет, а карточку завтра отоварим.

Шапошникова пошла по обочине шоссе. Вечернее солнце освещало дома и деревья, на подъёме ослепительно вспыхивали смотровые стёкла проносившихся к городу грузовиков, на восточных уклонах шоссе было холодным, синевато-пепельным, а там, где его освещало солнце, оно казалось голубоватым, всё в светлых завитках пыли, поднятой проезжающими машинами. Она увидела высокие строения Сталгрэса. Здание конторы и многоэтажные жилые дома розовели в вечернем свете, пар и дым светились над цехами. Вдоль шоссе, мимо домиков, садиков, огородов, к Сталгрэсу шли рабочие в спецовках, девушки в шароварах, одни в сапогах, другие в туфельках на каблучках, все с кошёлками, сумками видимо смена..

А вечер был тихий, ясный, и листва на деревьях светилась в лучах заходящего солнца.

И, как всегда при взгляде на тихую прелесть природы, Александра Владимировна вспомнила о покойном сыне.

Сын Дмитрий гимназистом ушёл на колчаковский фронт, потом учился в Свердловском университете. В начале тридцатых годов он стал управляющим крупного треста.

За несколько лет до войны жизнь Дмитрия вступила в тяжёлый период. У него началась сердечная болезнь, случился приступ грудной жабы. В эту пору у него на работе произошли крупные неприятности. Дмитрий волновался, отказался от отпуска, несмотря на требования врачей, не поехал лечиться. Однажды утром его нашли мёртвым в служебном кабинете - он умер от разрыва сердца.

Вскоре после этого жена его, Ида Семёновна, уехала вместе с сыном из Москвы к брату, работавшему на одной из крупных северных строек.

Для здоровья Серёжи жизнь на севере оказалась вредна - он за короткий срок дважды болел воспалением лёгких, начал температурить; врач категорически советовал переехать на юг. И Александра Владимировна уговорила Иду Семёновну отпустить в Сталинград двенадцатилетнего Серёжу...

Александра Владимировна шла торопливо, голова слегка кружилась. Она знала, что головокружение это не только от мелькавших машин и пятен света, что от старости, от переутомления, оттого, что весь день она дышала тяжёлым воздухом, от постоянного нервного напряжения; вот и ноги стали у нег отекать к вечеру, обувь становится тесной, видимо, сердце не справлялось с нагрузкой.

Зять встретился ей в проходной, он шёл, окружённый людьми, размахивая пачкой бумаг; казалось, он отмахивался этой пачкой от упорно наседавшего на него военного с интендантскими петлицами.

- Ничего не выйдет, - говорил Степан Фёдорович, - пожгу трансформаторы, оставлю город без света, если подключу вас. Ясно?

- Степан Фёдорович, - негромко окликнула его Александра Владимировна.

Спиридонов резко остановился, услышав знакомый голос, и удивлённо развёл руками.

- Дома случилось что-нибудь? - быстро спросил он и отвёл Александру Владимировну в сторону.

- Нет, все здоровы. Толю вчера вечером проводили. - И она рассказала об аварии с машиной.

- Ох, и хозяин Мещеряков, ни одной машины в порядке у него нет, - с удовольствием сказал Степан Фёдорович, - сейчас мы это дело наладим. - Он поглядел на Александру Владимировну и шёпотом проговорил - Вы такая бледная, ах ты, ей богу.

- Голова кружится.