Поток человеческих действий зарябил, заволновался. Родимцев положил первый камень плотины, чтобы по-новому заставить работать духовную и физическую силу людей. Этот человек, еще несколько минут назад сидевший на камче, отчужденный от общей суеты и работы, со всё нарастающей быстротой перехватывал людей. Вскоре давление его воли чувствовали не только в штабе, не только командиры полков и батальонов - оно сказал:ось во взводах, его ощутили красноармейцы. Рытьё окопов и блиндажей на берегу уже не казалось самым спешным и важным делом.
Все чаще в полках и батальонах говорили: "генерал отменил", "генерал не велел", "генерал приказал", "первый одобрил", "первый торопит", "первый сейчас проверять будет".
А среди красноармейцев уже шёл свой разговор - по десяткам признаков стало ясно, что произошло нечто новое, совершенно иное, не то, что было час назад.
- Шабаш, откладывай лопату, старшина дополнительно патроны выдаёт.
- А бутылки с горючкой вам выдавали? Ещё по две гранаты дают. А пушки на откос выкатывают...
- Родимцев приехал, наступать на город будет.
- Нашего майора, связные говорят, позвал: "Ты что думаешь, я тебя в Сталинград привёл ямки копать?"
- В первом взводе бойцам по сто граммов водки раздают и шоколаду по две плитки.
- Да, брат, будет нам шоколад.
- По пятьдесят патронов дополнительно выдали.
- В темноте, наверное, пойдём, заблудим ещё тут, ох, страшно тут ночью.
По вызову комиссара дивизии первым явился комиссар полка Колушкин - в довоенное время известный в Сталинграде комсомольский и партийный работник.
Ему хотелось рассказать комиссару дивизии о том, что он ходил на развалины дома, где жил когда-то, щупал рукой тёплые от пожара стены и в пустой коробке дома нашёл куски штукатурки, покрытой голубой краской, которой перед майским праздником в 1940 году отделал одну из комнат в своей ныне разрушенной квартире Но комиссар дивизии был нахмурен и озабочен.
Вскоре пришли ещ5 один старший батальонный комиссар и три батальонных.
- Берите блокноты, вот вам задача, - сказал: комиссар дивизии, нацеливайте политсостав на политработу в наступательном бою.
И он стал диктовать пункт за пунктом.
- А как с таном лекций? - спросил один из писавших.
- Отменим. Живая короткая беседа: Оборона Царицына - оборона Сталинграда, обобщение боевого опыта Знакомьте с планом города. - И, обратившись к ординарцу, сказал: - Теперь комиссара тыла и редактора мне вызови.
Вскоре в штабах полков и батальонов, на батареях и в миномётных ротах, в отдельном саперном батальоне забелели блокноты старших и младших политруков; агитаторы пошли в роты и в отделения проводить беседы.
В сумерки комдив в сопровождении двух автоматчиков пошёл берегом, вдоль самой воды, на доклад к командующему.
Было тихо, лишь изредка слышались одиночные винтовочные выстрелы, должно быть, боевое охранение старалось рассеять вечернюю жуть, заглушить поскрипывание жести и шорох обваливающихся камней.
Вернулся Родимцев через полтора часа, уже в темноте, с подписанным приказом о наступлении.
Наступил час тишины. Ночь встала над Волгой в дивном богатстве своем, в синеве и мягком плеске волны, в прохладе и тепле многоструйного ветра, несущего то жар степи, то мёртвую духоту улиц, то живое, сырое дыхание реки.
Миллионы звезд смотрели на город, на реку, слушали журчание воды в прибрежных камнях, слушали шёпот, покряхтывание, негромкие вздохи людей.
Работники штаба вышли из трубы, глядели то на реку, то на небо, то на силуэты командира дивизии, комиссара и начальника штаба, сидевших у воды на полузасыпанном песком бревне.
Всем было тревожно, и все думали об одном и том же, поглядывая на широкую водную преграду, вглядываясь в ту сторону, где едва темнело Заволжье.
Командир дивизии - вынул папиросу, закурил, затянулся несколько раз.
Начальник штаба негромко спросил:
- Как, товарищ генерал, наш новый командующий?
Видимо, Родимцев не расслышзл вопроса, и Бельский не стал повторять его.
Родимцев ещё несколько раз затянулся, бросил папиросу в воду.
Вавилов негромко проговорил:
- Вот и новоселье.
Родимцев, видимо думая о своем скачал:
- Да, вот именно. Так вот и живем.
Казалось, каждый из них говорил о своём, не отвечая собеседнику, но это было не так: они понимали настроение и ход мыслей друг друга.
Все они начали войну в июне 1941 года и вместе пережили столько тяже того, так часто видели смерть, столько холодного осеннего дождя и горячей июльской пыли, зимних метелей выпало на их долю, столько было говорено и рассказано, что они с первого слова, иногда с полуслова, а иногда и без слов понимали друг друга.
Родимцев молчат и вдруг сказал:, отвечая на вопрос Бельского:
- Начальство есть начальство. Или оттого, что немец раздразнил, пикировал на него весь день, но, видать, - характер есть.
Они долго слушали тишину в предчувствии, что больше тишины в этом городе им не слышать.
По Волге томительно медленно скользил какой-то тёмный предмет, и нельзя было понять, лодка это без вёсел, раздутый труп лошади или обломок взорвавшейся баржи.