За правое дело

Ординарцу казалось, что комиссар начнёт кряхтеть, отмахиваться, и будить его придётся долго. Но едва ординарец коснулся плеча спящего, Крымов быстро приподнялся, откинул в сторону газету, посмотрел вокруг воспалёнными, налитыми кровью глазами и стал натягивать сапоги.

В штабе Крымов узнал о приказе вновь переправиться через Дон и занять оборону. Командир бригады уже уехал к артиллеристам, стоявшим в соседней станице, и сообщил по телефону, что вместе с ними двинется к переправе, а оттуда поедет в штаб армии уточнить обстановку и получить боевую задачу. Миномётный дивизион старшего лейтенанта Саркисьяна получил маршрут движения и через три часа должен был выступать. Следом за ним собирался и штаб.

— Да, вот и не удалось нам, товарищ комиссар, отдышаться по-настоящему на восточной стороне Дона,— сказал начальник штаба и, поглядев на воспалённые глаза Крымова, добавил: — Может быть, отдохнёте часик, мы с подполковником поспали немного, а вы до утра в подразделениях были.

— Нет, не придётся,— сказал Крымов.— Я поеду вперёд, ориентируюсь в обстановке. Дайте-ка мне маршрут, там уже встретимся.

Через час, проверив готовность подразделений к маршу, он сказал ординарцу:

— Водитель пусть заедет на квартиру, возьмёт вещи и подгонит машину к штабу.

Начальник штаба с грустью заметил:

— Эх, а я-то думал вечерком для всех нас баньку устроить, а после баньки чарочку выпить. Видно, не может немец без нашей бригады и сутки обойтись!

Крымов посмотрел на полное, добродушное лицо начальника штаба.

— А вы, майор, за эти дни нисколько не похудели.

— Много для немцев чести заставить меня похудеть.

Крымов улыбнулся.

— Действительно, где уж им. Пожалуй, даже наоборот, прибавили немного.

— Никак нет. У меня стабилизация наступила в тридцать шестом году.— Начальник штаба пододвинул Крымову лежавшую на столе карту.— Вы посмотрите, где наш рубеж намечен,— сказал он,— это почти на девяносто километров восточней того места, где мы позавчера бой давали. Сильно прут! Я вот худеть не худею, а мысль меня день и ночь гложет: где же их остановят, где наши резервы? Измоталась бригада — и люди, и техника.

В это время вошёл ординарец и доложил, что машина готова.

— Вечером увидимся, я тоже начну через часок хозяйство собирать,— сказал начальник штаба. Он проводил Крымова до машины, держа в руке лист карты; когда Крымов уселся рядом с шофёром, начальник штаба стал объяснять: — Только я советую, на главную переправу не езжайте, долбит её немец день и ночь. Вот тут, по понтонной, безопасней, по-моему, сюда езжайте. Я этим маршрутом и штабное хозяйство поведу.

— Поехали,— сказал Крымов.

Воздух, небо, дома, окружённые деревьями,— всё в этой, стоящей в стороне от главных путей войны станице выглядело мирным и спокойным. Но когда Крымов выехал с просёлка, картина тихого, ясного дня стала меркнуть в пыли и шуме большой военной дороги.

Крымов закурил и протянул портсигар шофёру. Тот, продолжая глядеть на дорогу, взял правой рукой папиросу так, как делал это сотни раз, днём, ночью, по ту и по эту сторону Днепра, Донца и Дона.

Крымов, рассеянно глядя на знакомую, всегда одну и ту же и на Украине, и под Орлом, и за Донцом, примелькавшуюся ему фронтовую дорогу, уже не мешавшую сосредоточиться, размышлял о вновь предстоящих боях, гадал, какую задачу получит бригада от командарма.

40

Всё ближе к Дону подъезжали они.

— Зря мы днём поехали, товарищ комиссар, лучше бы ночью,— проговорил водитель.— Налетят «мессера», а кругом степь, никуда не денешься, а легковые они особенно любят, им Гитлер премию за легковые даёт.

— Война не ждёт, товарищ Семёнов,— сказал Крымов.

Водитель открыл дверцу, придерживая её рукой, оглянулся и произнёс:

— Всё!.. Спустил задний скат, вот вам и не ждёт,— и стал притормаживать, выруливать машину в сторону от дороги, к пыльным деревцам.

— Ничего,— утешил его Крымов.— Лучше здесь, хуже, если на переправе.

Семёнов поглядел на вырытую кем-то неглубокую щель и улыбнулся.

— И верно — удачно остановились.

Деревца, у которых они остановились, были ещё молоды, а листья на них стали совершенно белыми от пыли, седыми. Очевидно, многое пришлось им повидать за последнее время — они стояли вблизи развилки дороги.

Колонны машин, конные обозы тянулись на восток. Раненые шли в запылённых бинтах, некоторые в гимнастёрках без пояса, ремни у них были перекинуты через шею и поддерживали забинтованные руки. Одни шли, опираясь на палочку, другие несли в руке кружечку или пустую консервную баночку. На этой дороге не нужны были личные вещи, даже самые ценные и дорогие; человек нуждался в хлебе, кружке воды, табаке и спичках, а всё остальное, будь то даже новые хромовые сапоги, не годилось.

Раненые шли, лишь изредка поглядывая по сторонам, где бы, не сворачивая далеко с дороги, черпнуть кружечкой воды. Шагали они молча, не разговаривая друг с другом, не окликая тех, кто их обгонял, ни тех, кого они обгоняли…

В стороне от дороги велись оборонные работы. Под большим степным небом женщины в белых платочках копали окопы. Они то и дело поглядывали вверх: «не летит ли паразит».