За пределами любви

Элизабет попыталась сосредоточиться, выйти за пределы расплывшихся, набегающих друг на друга теней. Оказалось, что она лежит, придавив головой руку, прямо перед ней – подушка, с ее выпуклой линейной расцветки смотрят глаза, внимательные, как всегда, полные печали, тоски и главное – чувства. Но нет никакого желания разбираться в нем.

«Мама его никогда не любила, – вдруг догадалась Элизабет. – Она просто использовала его, он был нужен ей для физического удовлетворения. По сути, она использовала его, но никогда не любила, поэтому он и не переехал в дом, а продолжал жить в коттедже. Она так и не смогла сделать его равным себе. И я не смогу. Я, как и она, буду получать от него то, что мне надо, он будет доставлять мне удовольствие, но не более того. Я, как и она, никогда не полюблю его».

Элизабет снова задумалась, все так же не произнося ни слова, все так же вглядываясь в глаза, которые молчаливо вглядывались в нее.

«Но мне было хорошо с ним. Я и не знала, что бывает так хорошо. Мне открылось запредельное, суть вещей, устройство мироздания. Можно ли получить удовольствие от мужчины и не любить его?»

Она снова задумалась, не отводя своего взгляда от его глаз.

«Наверное можно, – ответила она. – Это мама наделила меня умением его чувствовать, наделила своей привычкой. Поэтому так и получилось».

Взгляды сцепились, переплелись, входя один в другой.

«Интересно, о чем он сейчас думает? Похоже, я никогда не узнаю, как и он никогда не узнает, о чем думаю я».

Элизабет закрыла глаза, потом открыла, снова поймала его взгляд.

«Все продолжится и будет, как при маме: он будет жить здесь, а я буду к нему приходить, как это делала мама, – не каждый день, а только когда мне потребуется. Он будет работать в доме, и ничего не изменится, вообще ничего».

– Девочка, моя бедная, несчастная девочка, – прошептали близкие губы на подушке и тяжело вздохнули.

Элизабет промолчала, она не чувствовала себя ни бедной, ни несчастной – все стало правильно, все заняло свои места.

– Ты и вправду, как твоя мама, – глаза моргнули, – как Дина. – Губы замолчали, потом проговорили вновь: – Я всегда любил твою маму, я боготворил ее. – Снова пауза. – Я всегда любил тебя. И всегда буду.

Элизабет не знала, что ответить, и не ответила ничего. И только когда рука его, опустившись откуда-то сверху, мелькнула перед глазами и слишком большими, жесткими пальцами дотронулась до ее щеки, она вздрогнула и скорее инстинктивно, чем умышленно покачала головой.

– Не надо, – сказала она и как бы в подтверждение слов отстранила его руку. Движение окончательно вернуло ее в действительность, в тихую комнату, наполненную уже окрепшим, побелевшим рассветом, и тут она почувствовала зудящее жжение вверху ног, от него сразу стало болезненно неприятно. Она опустила руку вниз, там было скользко и липко, настолько противоестественно липко, что пальцы отдернулись непроизвольно.

Элизабет поднесла руку к глазам, посмотрела. И пальцы и сама ладонь были измазаны темно-красным, как будто краской, она четко выделялась на белизне ладони. Ничего не понимая, не в силах сдержать мгновенно накативший испуг, Элизабет резко поднялась, села на кровати, раздвинула ноги, согнулась дугой, чтобы лучше разглядеть. Там все было в крови – белые, все еще сдвинутые трусики уже не были белыми, и внутренняя сторона бедер, и даже ниже, почти у колен, – все было замазано темно-красным, как будто небрежно провели кистью с неровными, рваными краями.

Испуг разросся, перешел в мгновенный ужас: «Откуда, почему?.. Неужели меня тоже, как маму? И я сейчас умру, как она?» Сразу стало подташнивать, закружилась голова.

– Так у тебя никого не было, – раздался близкий, щекочущий дыханием голос, и тут же ужас рассеялся, разлетелся на мелкие, ничего не значащие кусочки. Элизабет рухнула вниз, на кровать, повернулась спиной к голосу, закрыла глаза. Лежала без мыслей, без движения, прислушивалась к себе.

«Вот видишь, я тебе обещала, – прозвучал теперь внутри ее женский голос. – Теперь ты женщина. И с тобой произошло то, что происходит всегда, когда девочка становится женщиной».

– Так я у тебя был первым, – продолжал мужской голос с усиленной заботой. – Почему ты не сказала, не предупредила? Я бы тогда…

Но она перебила его.

– Да совсем ты не первый. У меня уже было.

– Откуда же тогда кровь?

– Да просто так получилось, – ответила она сначала ему, а потом себе. – Просто так получилось. Подумаешь, еще не такое бывает.

Потом она встала, там же, в комнате, сняла трусики, оставила их на полу, прямо на середине, не притрагиваясь к ним больше, и пошла в ванну, где сначала долго отмывала себя, а потом просто стояла под напором теплой воды. Струи били сверху, пытаясь окутать и согреть, а Элизабет все повторяла: «Надо же, как получилось…» – и не могла согреться.

Когда она вернулась, Влэд по-прежнему лежал на диване, трусиков на полу почему-то не было. Элизабет остановилась в ярде от кровати.