За пределами ведомых нам полей

Уолпол поясняет свою мысль: средневековый роман был насквозь неправдоподобен; роман же современный, сковав фантазию рамками обыденной жизни, стремится точно воспроизводить Природу. Но почему бы не совместить оба вида повествований – так, например, как это сделано… как это сделано в Библии! Даже «когда небо жалует людей чудесами», они всё равно остаются обычными людьми…

Современный читатель вряд ли поверит в удивительные события «Замка Отранто»: уже Вальтер Скотт, горячий поклонник Уолпола, полагал, что в повести наблюдается некоторый переизбыток фантастических происшествий. В самом деле: история начинается с того, что в день свадьбы Конрада, сына князя Манфреда Отрантского, на юношу падает невесть откуда взявшийся рыцарский шлем громадных размеров и расшибает несчастного в лепешку. «Манфред, не отрывая глаз, пристально смотрел на шлем, словно надеясь, что он окажется только видением, и был, казалось, не столько поглощен своей утратой, сколько размышлениями о том поразительном предмете, который явился ее причиной». Зловеще? Безусловно. Слегка комично? Пожалуй. Можно ли в такое поверить – даже «внутри» мира повести? Очень сомневаюсь. Но это, повторяю, взгляд пра-пра-…-внука. Первые читатели воспринимали повесть с чарующей непосредственностью, и сам автор полагал, что в «Замке Отранто» нет напыщенности, «каждый эпизод толкает повествование к развязке» и «внимание читателя непрерывно держится в напряжении».

Так оно и было. Книгой упивались; иные плакали над ней, и решительно все, по свидетельству современника, боялись по окончании чтения ложиться спать. Единственным, что мешало людям XVIII века поверить в совершенную подлинность изложенных событий, было то, что читателям прежних веков показалось бы единственной достоверной деталью, – явление св. Николая. Век Просвещения породил веру в привидения – но не в святых…

Пересказывать фабулу «Замка Отранто» долго и хлопотно: все перипетии не передашь, да и настроение повести важнее событий.

Злодей-узурпатор Манфред, его добродетельные жена и дочь, молодой крестьянин Теодор, оказавшийся законным владетелем замка, оживший портрет, и железная рука гигантской статуи рыцаря, подземелья, в которые заточают героев, и потайные ходы, которыми они (герои) убегают, припадки ярости злодеев, милосердие людей добродетельных и прочие страсти, тайны рождения, давние преступления, и новейшее детоубийство, призрак того самого железного рыцаря, дона Альфонсо, встающий над развалинами замка, и, наконец, находка старинной рукописи, в которой описаны сии страшные события, – всё это стало настолько привычным в прозе последующих времен, что читателю приходится постоянно напоминать себе: это не копия, это оригинал!

Выразительный стиль Уолпола некогда считался образцовым («– Гнусный, бесчеловечный злодей! Чудовище! – возопил Теодор, бросаясь на Манфреда и вырывая у него кинжал»), но сейчас скорее заслоняет истинные достижения писателя. Мой совет: или научитесь наслаждаться подобными оборотами, или визуализируйте текст, представьте себе ту картину, которая стоит за словами, по ту сторону строк. Представьте себе замок не просто как место действия, но как мир, вне которого изложенные события невозможны; замок как персонаж, заслоняющий прочих героев.

«Подвальная часть замка состояла из множества низких сводчатых коридоров, настолько запутанных, что до крайности взволнованной Изабелле нелегко было найти дверь в тот погреб, откуда начинался ход. Пугающее безмолвие царило во всех этих подземных помещениях, и лишь иногда порывы ветра сотрясали раскрытые ею двери, заставляя их скрипеть на ржавых петлях, отчего по всему мрачному лабиринту прокатывалось многократное эхо. Каждый шорох вызывал у Изабеллы новый прилив страха…» Повторяю еще раз: это не штампы, это находки. Мервин Пик в трилогии «Горменгаст» (1946-1959) сбрызнул мощи готического романа живой водой иронии – но, тем не менее, истово придерживался традиции двухвековой давности.

Наконец, не кто иной, как Уолпол вновь пробудил интерес к привидениям, которые, бедняжки, прозябали под ярлыком «суеверие». Вспомним диалог из «Трех мушкетеров», который мне представляется весьма правдоподобным: