Пак с Волшебных Холмов, герой одноименной книги Редьярда Киплинга (1906), проводит четкую грань между «Народом Холмов» и «феями» – последнее слово ему вообще очень неприятно.
Еще один пример. Фольклорист и писатель Эндрю Лэнг на протяжении двадцати лет издавал «разноцветную» серию сказок народов мира. В предисловии к «Сиреневой книге сказок» (The Lilac Fairy Book, 1910) он писал:
На приведенные слова Лэнга сослался Толкин в лекции «О волшебных историях» (1938), но возложил вину за искажение благородного эльфийского облика не на XIX век, а на Уилла Шекспира и его современника Майкла Драйтона, чью поэму «Нимфидия» мы упоминали в пятой статье цикла («РФ», 2004, № 10). А в поздней сказке «Кузнец из Большого Вуттона» (1967) только бездарный повар Нокс может выдать белую куколку, украшающую торт, за Королеву Фей, и только дети, лишенные истинного знания, могут ей радоваться, к огорчению подлинного Короля Волшебной Страны.
Но едва ли не самый острый гвоздь в гробик миленьких крылатых созданий забил прославленный английский юморист П.Г. Вудхауз. В его лучшем романе «Положитесь на Псмита» (1923) поэтесса мисс Пиви («сплошная великосветскость, тончайшая одухотворенность») мучает окружающих вопросами такого типа: «Не думаете ли вы, что роса – это слезинки фей?». Впоследствии мисс Пиви оказывается профессиональной грабительницей, издавшей, впрочем, несколько поэтических сборников: уж она-то знает, что для среднего англичанина претензии на одухотворенность неразлучны с умилениями на тему фей.
Должно было пройти немало времени, чтобы мог появиться серьезный фэнтезийный роман, в котором действуют те самые крохотные феи, столь раздражавшие читателей начала прошлого века, – «Маленький, большой» Джона Краули (1981).
Вот как далеко зашли герои шекспировского «Сна в летнюю ночь». Однако в этой статье речь пойдет о викторианских романистах, которые, заглянув в Волшебную Страну – и даже углубившись в ее дебри, – вынесли оттуда ворох ярких образов, принципиально важных для современной фэнтези, и… не смогли соединить их воедино. Не в последнюю очередь потому, что миленькие детки, с крылышками и без, заполонили их книги. И потому, что романисты эти учили добру и вели читателей к Богу – не путем свободной фантазии, но под конвоем нравоучений и положительных примеров.
А зовут этих моралистов, – Льюис Кэрролл, Чарльз Кингсли и Джордж Макдональд.
Алиса прошла сквозь Зеркало и дошла до восьмой горизонтали, Снарк оказался Буджумом, и Булочник исчез вдалеке. И всё это время Льюис Кэрролл трудился над тем, что считал главной своей книгой, двухтомным романом «Сильвия и Бруно».
В январе 1867 года он начинает работу над «Зазеркальем» – в декабре печатает сказку «Месть Бруно». В 1873 рассказывает о Сильвии и Бруно дочкам лорда Солсбери – в 1874 пишет «Снарка». В декабре 1889 выходит в свет первый том романа – в 1890 печатается «Алиса для малышей», ужасающий пересказ для «Детей от Нуля до Пяти»: «Жила-была девочка, и звали ее Алисой, и приснился ей очень странный сон. Хочешь узнать, что же ей приснилось? Вот с чего всё началось…»
Кэрроллу было уже под шестьдесят, и многолетнее преподавание в Оксфордском университете, соединившись с непоказным благочестием джентльмена и диакона, породило стремление просвещать всех и вся. Но Кэрролл оставался Кэрроллом, и даже в «Алисе для малышей» мы находим следующую инструкцию:
«Притворись» – не вполне точный перевод. «Pretend» – «сделай вид, как будто…», «поиграй, как будто…». «Let us pretend», как мы помним из «Зазеркалья», – любимая фраза самой Алисы.
Приведенная инструкция – не такая уж шутка. В предисловии ко второму тому «Сильвии и Бруно» Кэрролл писал: